Храбро бились Римовцы, не отступали ни на шаг. Однако на каждого приходились не менее пяти половцев из тех, что уже перебрались через Сулу.

А к реке подходили все новые орды.

Илья Муровец избрал себе опаснейшее место, напротив главного брода. Они из Гнедком были закованы в панцирь и вместе смахивали на неприступную скалу, перед которой разбивалась в пену мощнейшая волна.

Левое Римовское крыло возглавлял Добрыня Никитич. Справа, ближе к Змеевой норе, бился Олешко Попович с горошинцами и младшей дружиной. За Олешком неотступной тенью следовал Лыдько. Молниями мигали их острые мечи, и уже не один половец тяжко свалился под копыта Римовских коней.

Однако натиск степняков нарастал с каждой минутой. На миг, на один лишь крошечный миг качнулось левое крыло Добрыни — и в промежуток между ним и топким болотом с пронзительным воем ворвался ордынский отряд. Видимо, кто-то из степных выведчиков загодя нащупал узкую извилистую тропу в трясине.

У Добрыни тревожно сжалось сердце: он не мог направить в ту сторону ни одного дружинника.

А половцы уже обходили русичей. За минуту другую они выберутся на сушу и ударят со спины…

И тут над полем брани прозвучал ужасный рев водяного бугая. Из глубины болота наперерез степнякам ринулось какое-то чудище. Она взмахнуло тяжелым дубовым окоренком и передний половец с разбитой головой исчез в липкой трясине.

Нападающие замерли из ужаса и неожиданности.

— Бу-у-у! — протяжно заревело чудовище. Свалился, не успев даже ойкнуть, еще один половец. За ним еще…

То мстил за своего брата Велес, дидько болотный. И такой ужасающий был у него вид, что даже привычные ко всему половецкие кони становились дыбом и сбивались с узенькой тропы.

Завопили нечеловеческими голосами всадники, напрасно пытаясь развернуться назад. А над их головами со свистом мелькал дубовый окоренок и взлетало ужасное:

— Бу-у!

Выровнялось левое крыло. Медленно, но непрестанно двинулось вперед, пока не встретилось с новой половецкой лавой, которая выплеснула из-за Сулы.

А на другом крыле половцы Андака все сильнее налегали на небольшой Олешков отряд.

Сам Андак в битву пока что не вступал. Белыми от ненависти глазенками следил он за Поповичем. Ожидал, пока тот совершит что-то неосмотрительное. И тогда уже никому будет в трудную минуту выводить Змея из тайника. И таки дождался своего сын половецкого хана. На какую-то минуту Олешков конь вырвался вперед и оторвался от своих. Андак пронзительно свистнул — и половецкие стрелы тучей полетели в Поповича. Тот едва успел прикрыться щитом. Еще раз сыпнули стрелы — и зашатался, упал на колени верный Олешков конь.

Сын половецкого хана показал в злобной ухмылке широкие зубы и галопом полетел на пешего. Но когда их разделяло лишь несколько шагов и Андак уже поднял над собой саблю — Олешко внезапно пригнулся и прикрылся мечом. Звякнула крица — и в тот же миг Попович взлетел в воздух. Сильный удар ноги выбил ханова сына из седла.

Половцы оторопели. Они не могли понять, как это случилось. А невредимый Олешко уже сидел на коне Андака и его меч опять мигал над головами нападающих.