— Так там же и было. Вот я и решил добраться до того Змея. Подкрался, смотрю — а в той норе еще одна дырища. А в нее — а там вроде как другая нора.
Олешко помолчал.
— Да говори уже, не мучай — отозвался кто-то.
— Так я же и говорю. Верьте не верьте, но из той норы что-то грохочет так, что аж в ушах заложило. Но меня просто так не запугаешь! — Олешко горделиво распрямился в седле — Вот спешился я и пробрался в ту нору. А то, оказывается не нора, а лазейка, и куда она ведет — неизвестно. Направился я дальше, выглядываю из нее — и что ж вы думаете? Очутился я на дне какого-то глубокого яра. Стены почти отвесные и такие высокие, что видно лишь полоску неба. И запахи… — Олешко втянул носом воздух — Я таких еще не чуял… А рев все близится и нарастает… И вдруг как вырвался Змей!
— Ой… — не удержался кто-то.
— Эге, тебе «ой», а мне как? Голова у него не голова, хвост не хвост. Крылья мигают так, что их и не видно. А что уж толстенный! Как мой Серко от головы до хвоста — Олешко похлопал по гриве своего коня — И длинный, как… как вот, вот то дерево. А может, еще длиннее. Какое у него имя? — обратился он к Витьке.
— Вертолет — ответил Витька — только никакой это не Змей…
Однако Олешко уже его не слушал, а с запалом вел дальше:
— Ну вот. Пролетел тот Вертолет надо мной и исчез. То ли не заметил, то ли не осмелился со мной биться. А я стою себе, да и думаю: бежать за ним, или нет? Пешим же его не догонишь, конь нужен. Да и времени нет. Я ж не за Змеем послан гоняться, а на разведку. Постоял я постоял, да и вернулся норой назад…
Несколько минут всадники ехали молча. Наконец кто-то вполголоса сказал:
— Вот же беда на наш Римов! То половцев чуть не каждое лето нечистая носит, теперь еще и Змей объявился.
Дед Овсей в знак согласия кивнул головой. Тогда указал на Витьку и спросил:
— А этот кто ж тогда будет?
— Не признается — ответил Олешко — но я его сцапал возле Змеевой норы. Он выглядывал именно оттуда.
Вокруг Витьки мигом образовалась пустота. Но целую дорогу острия нескольких копий были направлены в его сторону.
За речушкой Ржавицей дорога раздваивалась. Более укатанная, бежала меж камышей дальше на Переяслав, а узкая взвивалась вверх к лесу. Всадники поодиночке свернули на более узкую.
Стало прохладнее. Между верхушками деревьев непрестанно носился непоседливый ветер. Изредка дорога подбегала к обрыву, с которого были видны безграничные присульские плавни, то вновь ныряла в гущу лещиновых кустов и становилась столь узкой, что, казалось, и двоим всадникам не разминутся.
Лес был хмур, глух и насторожен. Не то что возле Витькиной Вороновки. Там он был просветленным, веселым, испещренным многими тропками. И все же Витька надеялся, что вот-вот разойдутся деревья и перед глазами появится именно его Вороновка — с кирпичными домами под бляхой и черепицей, с клубом и школой, с маслобойней возле опушки… И ему навстречу выбежит мама, а Колька Горобчик будет выбираться из-под велосипеда. Так как ничью штанину цепка не хватала так часто, как Горобчикову…
Римовское городище
Наконец всадники выбрались на опушку. У Витьки будто что-то оборвалось внутри: его Вороновки не было.