Фабиан сидит в кресле и вращает руками одна вокруг другой, он всегда так делает, когда нервничает. Взмахивает и крутит. Я осторожно присаживаюсь на корточки рядом с ним. Не слишком близко.
— Все будет хорошо, родной.
— А если она не поправится? — говорит он.
Я делаю глубокий вдох:
— Не надо так думать.
Слышу в прихожей раскатистые голоса полицейских. Пол скрипит под их ботинками.
— Жаклин? — окликает меня первый. — Нам надо поговорить с вами.
Они видят сидящего в кресле Фабиана. Второй полицейский наклоняется к нему:
— Как ты?
Фабиан молчит. Его руки продолжают вращаться.
— Это мой сын, — объясняю я. — У него шок, он сидел рядом со мной в машине.
— Ему нужна медицинская помощь?
Полицейский без предупреждения протягивает руку, намереваясь коснуться Фабиана.
— Не трогайте его! — вскрикиваю я.
Рука повисает в воздухе, полицейский удивленно смотрит на меня.
— Он не любит телесные контакты.
Полицейский какое-то время колеблется, но потом убирает руку:
— Понятно. Не торопитесь, мы можем поговорить и после.
Они оставляют нас в гостиной вдвоем, Фабиан дышит все прерывистее. Руки все быстрее вращаются одна вокруг другой.
— Полиция! — шипит он.
— Я знаю, не бойся.
Все его тело трясется.
— Тебя могут забрать в тюрьму.
В конце концов ему приходится сесть на собственные руки, чтобы они остановились.
— Не могут, — отвечаю я. — Это был несчастный случай.
Полицейский записывает мои показания. Мы сидим за столом друг против друга в кухне Андерсонов.
— К сожалению, нам придется изъять автомобиль.
— О’кей, — киваю. — Зачем? Что вы хотите проверить?
— Таков порядок, его должны осмотреть технические специалисты.
Я долго и внимательно рассматриваю полицейского — открытое лицо, добрый взгляд.
Из-за двери доносятся всхлипывания Беллы и вопросы, которые растерянно задает Вильям и на которые у Гун-Бритт нет ответов.
Каждое их слово режет меня на части, это полный крах; мысли и чувства наталкиваются друг на друга, в глазах слезы.
— Вам известно, что с Бьянкой? Что-то серьезное?
— К сожалению, сведений об этом у нас нет, — отвечает полицейский.
Черт, что же я наделала!
Он протягивает мне стакан воды и пачку бумажных носовых платков:
— Вам сейчас тяжело, я понимаю, но я должен задать вам несколько вопросов. Что именно произошло? Что вы можете вспомнить, Жаклин?
Я закрываю глаза и впиваюсь правым указательным пальцем в тонкую кожу на левой ладони.
— Я ее не увидела.
— Она ехала на велосипеде, верно? Мы думаем, она выехала из своих ворот примерно тогда же, когда вы свернули на территорию общего двора.
— Да.
По-другому быть не может.
— Но вы ее не заметили?
— Нет.
Это не так.
— Ну или я заметила, я увидела велосипед, что-то красное, но уже было поздно. Я поздно затормозила.
Эхо удара непрерывно звучит в голове.
— Я закричала. Я помню, что я закричала. А потом затормозила.
Полицейский пишет в блокноте.
— Вы спешили?
— Нет, совсем.
— С какой скоростью вы ехали? Там довольно крутой поворот.
— Я не смотрела на… на…
— Спидометр?
— Не знаю.
Под блузкой стекает холодный пот. Я будто покидаю собственное тело, взмываю к потолку и оттуда наблюдаю за происходящим. Сидит и отвечает на вопросы полицейского совсем другой человек.