Еще до конца года более чем наполовину сменился личный состав резидентуры. Одновременно произошли большие кадровые перемены в посольстве и других советских учреждениях.
Из моих сотрудников первым заменился радист-шифровальщик Ноздрин. Вместо положенных двух лет он отработал без отпусков почти три года.
В конце июня покинул страну Лавренов: срок его аккредитации истек, запрашивать в местном министерстве информации продление не имело смысла, поскольку от «Атоса» нам было известно, что продления он все равно не получит. Но до своего отъезда Лавренов успел все же добиться заметного прогресса в разработке «Бао».
Тот оказался довольно сговорчивым человеком и дисциплинированным агентом. По настоянию «Атоса» он стал регулярно посещать квартиру Лавренова, не докладывая, естественно, своему послу о встречах с советским журналистом, который к тому же подозревался в принадлежности к советской разведке. По тем временам и порядкам, установленным для всех китайских граждан, несанкционированные контакты с любым советским гражданином, не говоря уже о подозреваемых или установленных сотрудниках советской разведки, представляли самый серьезный криминал и жестоко карались!
Поскольку «Атос» еще на вербовочной беседе известил «Бао» о том, что квартира Лавренова прослушивается, это избавило их от детального обсуждения тех разговоров, которые имели место во время этих встреч, и позволило держать «Атоса» почти в полном неведении относительно того, в каком направлении нами осуществляется дальнейшая разработка «Бао». Он мог только догадываться об этом по тем заданиям, которые по моей просьбе ставил перед китайцем, поручая ему побеседовать с Лавреновым на те или иные темы и облегчая тем самым задачу самого Лавренова. Тому оставалось с выгодой для дела использовать инициативу «Бао» и придавать каждой такой беседе нужное нам направление.
Регулярное общение позволило Лавренову установить с «Бао» хорошие личные отношения, расположить его к себе и постоянно оказывать на него выгодное нам воздействие. Умело выделив проблемы, в равной мере интересующие советского и китайского журналистов, Лавренев сумел втянуть «Бао» в обсуждение текущих международных проблем и таким образом не только выяснить его политические взгляды и отношение к происходящим в мире событиям, но и получить немало сведений, раскрывающих позиции китайского руководства.
Человеческая натура рано или поздно все равно даст о себе знать, как бы человек ни старался спрятать ее от чужих глаз! Вот и «Бао» по мере общения с Лавреновым все больше и больше расслаблялся, теряя при этом профессиональную бдительность, и, как мы и рассчитывали, довольно скоро расслабился до такой степени, что перестал строить из себя трезвенника и отказываться, когда Лавренов предлагал ему выпить. Тягаться в этом смысле с Лавреновым он не мог! Даже небольшая доза крепкого напитка доводила его до кондиции, он терял над собою контроль, становился не в меру разговорчивым и, как говорят в таких случаях, выбалтывал много лишнего. А это «лишнее» заключалось в информации о внешнеполитической деятельности КНР и положении в китайском руководстве, что как раз и представляло для нашей службы особую ценность!