— Вы не представляете, насколько велика моя благодарность, маршал! Я не знаю, смогу ли…

— Не продолжайте, прошу вас. Просто дайте мне слово, что станете действовать так, как я вам посоветовал, и не предпримете ничего, что могло бы повредить семье Вандом! Я могу на это рассчитывать?

— Я надеюсь, маршал, что вы в этом не сомневаетесь? — сдался Рагнель. — Я дал вам слово. Я сумею ждать… Так долго, как потребуется.

Бассомпьер наградил его широкой довольной улыбкой и, не имея возможности похлопать его по спине, удовлетворился тем, что легонько потрепал его по щеке.

— Вот и молодец! Со своей стороны, так как я довольно часто бываю в свете и посещаю людей пишущих, то, вероятно, мне удастся выяснить, кто же выдает себя за ангела с карающим мечом и сеет повсюду свои печати с омегой. Мы еще увидимся, мой мальчик!

И, подобрав свою шляпу с синими перьями, которую по приходе небрежно швырнул на какой-то сундук, Бассомпьер еще раз продемонстрировал гостю всю мощь своего темперамента, убеждая не думать сейчас ни о чем, кроме восстановления прежнего здоровья. И Персивалю пришлось пообещать, что он станет выздоравливать так быстро, как только возможно, и потом займет свое место при Вандомах. А пока он будет терпеливо ждать, когда хитрая физиономия Корантена появится под золочеными лепными украшениями его спальни.

А тем временем Сильви, живя в Вандоме, начинала постепенно забывать то, что казалось ей ночным кошмаром, а не ужасной реальностью. За ней приехал ангел и увез ее в прекрасное место, где так много красивых дам и господ. Она уже научилась многим приятным вещам. К примеру, не следует думать о том, что «господин Ангел» вдруг исчезнет. Зовут его Франсуа, и он всегда мил с ней. Он сажал ее к себе на лошадь и катал вдоль реки, не обращая внимания на упреки его старшего брата, бегал с ней по лугам, рассказывал всякие истории, а когда прощался с ней на ночь, крепко целовал в обе щеки. Франсуа говорил, что от нее пахнет яблоками и свежей травой. А им обоим и то и другое очень нравилось. Сильви очень любила своего спасителя. И с каждым днем эта любовь становилась все сильнее. Ведь рядом с ним девочка чувствовала себя в безопасности.

Малышка привязалась и к Элизабет. Та играла с ней, как с куклой, изображая маленькую маму. Учила, как правильно есть и не пачкаться при этом, придумывала для крошки платья. А камеристка без устали шила, подгоняя их к весьма упитанной фигуре Сильви. Именно Элизабет проводила много времени со щеткой в руках, пытаясь распрямить каштановые кудри, густые и непослушные. Порой она учила Сильви читать по большой книге с красивыми цветными картинками, которые завораживали девочку. И разумеется, водила ее дважды в день в часовню, чтобы помолиться обо всех отсутствующих, особенно о двух господах с такими сложными именами, что Сильви не могла их запомнить. Они молились и о матери Сильви. Малышке сказали, что она надолго уехала путешествовать. В часовне звучала очень красивая музыка, что несколько сглаживало неудобство от долгого стояния на коленях на каменных плитах пола со сложенными руками…