— Но если так, то как же ты можешь знать, что он говорил и делал на самом деле и говорил ли вообще?
Леланд уже не мог выносить сочувствия, звучавшего в ее голосе, оно все больше и больше походило на жалость.
— Ты слышал его слова? Ты сам, своими ушами, слышал его, Джордж?
— Не говори так со мной. И не пытайся убедить меня, что это все было игрой моего воображения.
Куртни замолчала, как бы повинуясь его приказу.
Леланд посмотрел на сиденье, чтобы узнать, не исчезла ли она. Куртни улыбнулась ему, теперь уже увереннее, чем несколько минут назад. Леланд взглянул на заходящее солнце, но не увидел его. Теперь он почти не обращал внимания на шоссе впереди. Присутствие Куртни взволновало его, и он уже не мог вести "Шевроле" так безупречно, как умел. Машина виляла туда-сюда, то и дело выскакивая на посыпанную гравием обочину.
Немного погодя Леланд сказал:
— Ты знаешь, в тот день, когда я позвонил тебе договориться о свидании и узнал, что ты уже три недели как вышла замуж, я чуть не сошел с ума. Целую неделю я следил за тобой день за днем, чтобы просто смотреть на тебя. Ты знала об этом? Ты сказала, что улетаешь в Сан-Франциско, а этот Дойл и твой брат через неделю поедут туда же, и еще ты сказала, что вряд ли вообще вернешься в Филадельфию. Я чуть не умер, Куртни. Все это было просто ужасно для меня. Я вспомнил, как нам было хорошо вдвоем когда-то... Поэтому я позвонил спросить, может быть, мы сможем снова быть вместе. Я хотел встретиться. — Голос Леланда вдруг стал тверже, в нем появились холодные нотки отчуждения. Он помолчал, собираясь с мыслями. — Два три, четыре года назад ты была моей удачей, моим счастьем. И все было замечательно, когда мы были вместе. А теперь я не буду тебя видеть, не смогу прикоснуться к тебе... Я знаю, что должен быть возле тебя, Куртни. И когда в аэропорту я смотрел, как ты садишься в самолет, то понял, что должен выследить Дойла и Колина и выяснить, где ты живешь.
Куртни молчала.
Леланд вел фургон и говорил, пытаясь добиться от нее одобрения своих действий. Он уже не удивлялся ее внезапному появлению.
— Я опять потерял работу. И в Филадельфии меня ничто не удерживало. Разумеется, у меня не было денег, чтобы оплатить машину, как у этого Дойла. Мне пришлось упаковать и взять с собой все мои вещи. Поэтому я и еду сейчас в этом нелепом фургоне с ужасной вентиляцией, а не в роскошном "Тандерберде". Мне не так везет, как твоему Дойлу. И люди со мной обращаются гораздо хуже, чем с ним. Но я знал, что в любом случае должен ехать в Калифорнию, чтобы быть рядом с тобой. Рядом с тобой, Куртни...
Она тихо сидела рядом, изумительно красивая, спокойная. Узкие ладони она положила на колени, а ее голову окружал сияющий ореол из последних вечерних лучей солнца.
— Было очень нелегко следить за ними, — рассказывал Леланд, — приходилось хитрить, изворачиваться. Когда они завтракали, я понял, что у них в машине, должно быть, лежит карта с намеченным маршрутом или что-то, что должно подсказать мне его. И я проверил это.
И Леланд, усмехнувшись, взглянул на нее, а потом вновь стал смотреть на дорогу.