В последнюю ночь в Индонезии я проснулся из–за привидевшегося сна, сел на кровати, включил свет. У меня было чувство, что в комнате кто–то есть. Я обвел взглядом знакомую мебель, батики, марионетки в рамках, висевшие на стене. А потом сон продолжился.

Я увидел перед собой Христа. Он походил на того Христа, с которым я мальчишкой, прочитав обычные молитвы, беседовал каждую ночь. Только Христос моего детства был светлокож и светловолос, а у этого были вьющиеся темные волосы и темная кожа. Он нагнулся и поднял что–то. Я думал, что это крест. Но вместо креста я увидел автомобильную ось с прикрепленным к ней ободом колеса. Возвышаясь над его головой, обод образовывал нимб. По лбу, как кровь, стекала грязь. Он выпрямился, пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— Если бы я вернулся сейчас, ты бы увидел меня другим.

— Почему? — спросил я.

— Потому что, — ответил он, — мир изменился.

Я взглянул на часы: было уже почти утро. Я знал, что больше не засну. Одевшись, я спустился на лифте в пустынный холл отеля и пошел бродить по саду около бассейна. Ярко светила луна; воздух был наполнен запахом орхидей. Я сел в шезлонг и задумался о том, что я делал здесь, почему случайные обстоятельства моей жизни повели меня этим путем, сюда, в Индонезию. Я знал, что моя жизнь изменилась, но не догадывался, насколько разительно.

На обратном пути из Индонезии я встретился с Энн в Париже, чтобы попытаться возобновить совместную жизнь. Однако даже во время этого отпуска во Франции мы продолжали ссориться. И хотя в наших отношениях было много приятных и красивых моментов, мы оба поняли, что застаревшие обиды и озлобленность стали слишком большим препятствием на нашем пути. Кроме того, очень многого я не мог ей рассказать. Единственный человек, с кем бы я мог поделиться, была Клодин, и я постоянно думал о ней. Мы с Энн приземлились в аэропорту Бостона и поехали в Бэк–Бэй — каждый в свою квартиру.

Настоящее испытание ожидало меня в МЕЙН. Утром я отправился в штаб–квартиру и, ожидая вместе с десятками других сотрудников лифт, узнал, что Мак Холл, загадочный восьмидесятилетний председатель и главный исполнительный директор МЕЙН, повысил Эйнара, сделав его главой отделения в Портленде, в Орегоне. Теперь моим начальником стал Бруно Замботти.

Прозванный «серебристым лисом» за цвет волос и за сверхъестественную способность переиграть любого, кто пытался тягаться с ним, Бруно своим элегантным видом походил на Кери Гранта. Он был красноречив, и у него было два диплома: инженера и магистра делового администрирования. Он разбирался в эконометрике и был вице–президентом МЕЙН, курирующим отдел электрификации, а также большую часть наших международных проектов. Кроме того, он являлся наиболее вероятным кандидатом на пост президента корпорации после выхода на пенсию своего наставника, стареющего Джейка Добера. Как и большинство наших сотрудников, я трепетал и благоговел перед Бруно Замботти.

Незадолго до обеда меня вызвали в кабинет Бруно. После Доброжелательной беседы об Индонезии он сказал такое, что заставило меня подпрыгнуть на стуле.