Возможно, поэтому последовавшие события не должны были стать неожиданностью, однако мир был потрясен, когда 20 декабря 1989 года Соединенные Штаты атаковали Панаму. Это была крупнейшая воздушно–десантная операция со времен Второй мировой войны [70]. Ничем не оправданное нападение на мирное население. Панама и ее граждане не представляли абсолютно никакой угрозы ни для Соединенных Штатов, ни для других стран. Политики, правительства и пресса во всем мире объявили односторонние действия США явным нарушением норм международного права.
Если бы эта военная операция была направлена на страну, в которой совершались массовые убийства или другие преступления против прав человека, — скажем, на Чили во времена Пиночета, на Парагвай при Стресснере, Никарагуа при Сомосе, Сальвадор при Д'Обюиссоне, Ирак при Саддаме, — мир, возможно, понял бы эти акции. Но Панама не делала ничего подобного: она всего лишь осмелилась сказать «нет» горстке влиятельных политиков и руководителей корпораций. Она настаивала на том, чтобы соглашение по Каналу уважалось; она вела дискуссии и обсуждения с теми, кто хотел реформировать общество; она изучала возможность строительства нового канала с помощью японских инвестиционных и строительных компаний. И в результате она столкнулась с ужасающими последствиями. Как пишет Норьега:
«Я хотел, чтобы всем было предельно ясно: кампания по дестабилизации, начатая Соединенными Штатами в 1986 году и закончившаяся вторжением в Панаму, была результатом отказа от любого сценария, при котором Панамский канал находился бы в руках независимой, суверенной Панамы, поддерживаемой Японией… Тем временем Шульц и Уайнбергер, прикрываясь положением официальных лиц, действующих в интересах общества, и пользуясь неосведомленностью о влиятельных экономических интересах, которые они представляли, наращивали пропагандистскую кампанию, направленную на мое уничтожение» [71].
Официальное объяснение Вашингтона по поводу нападения на Панаму сводилось к одному человеку. Единственной причиной, по которой Соединенные Штаты послали своих молодых мужчин и женщин рисковать своими жизнями и совестью, убивая невинных, включая так никогда и не посчитанных детей, и сожгли половину панамской столицы, — был Норьега. Его называли порождением зла, врагом народа, наркодельцом, и в этом качестве он представлял собой достаточное основание для массового вторжения в страну с двумя миллионами жителей, — которая при этом случайно оказалась расположенной на одном из самых дорогих участков земли в мире.
Меня настолько взволновало вторжение, что я впал в депрессию, которая продолжалась много дней. Я знал, что у Норьеги есть телохранители, и все–таки я не мог удержаться от мысли, что шакалы смогут дотянуться до него, как смогли они дотянуться до Ролдоса и Торрихоса. Большинство его телохранителей наверняка обучались у американских военных. Возможно, им заплатят за то, что они в нужный момент отвернутся или попросту сами устранят генерала.
Чем больше я думал и читал о вторжении, тем яснее мне становилось, что оно доказывало следующее. Политика Соединенных Штатов вернулась к старым методам строительства империй; администрация Буша была намерена пойти еще дальше, чем администрация Рейгана, и продемонстрировать миру, что она не колеблясь использует любые силы для достижения своих целей. Кроме того, было ясно, что целью акции в Панаме, помимо замены последователей Торрихоса марионеточным правительством, действовавшим в интересах США, было напугать такие страны, как Ирак, добившись таким образом их подчинения.