Мать никогда и ни о чем меня не просила. Почти все время она проводила в своей огромной спальне и уверяла меня, что беседует там с теми, кто покинул этот мир раньше нее: со своим дорогим братом Мик–ки, любимой сестрой Алисой, со своей матерью – на–шей, так сказать, родоначальницей. Ирландка по про–исхождению, она служила горничной в этом доме и после смерти его безумной хозяйки получила особняк в наследство. А еще мать говорила, что к ней часто приходит Крошка Ричард – брат, который умер, ко–гда ему было всего четыре года. От столбняка. Крошка Ричард… Она утверждала, что Крошка Ричард зовет ее к себе…
Но ей хотелось, чтобы я вернулся домой. Она жда–ла меня в своей спальне. Я знал об этом и понимал ее желание. Прежде ей приходилось ухаживать за уми–рающими квартирантами, да и я заботился не только о Старом Капитане. Вот почему я поехал в Новый Ор–леан.
Никто не знал, куда я направился, равно как нико–му не было известно ни мое настоящее имя, ни проис–хождение. Поэтому мне не составило труда исчезнуть из Нью-Йорка. Я вновь поселился на Сент-Чарльз-авеню и почти все время оставался возле матери – когда ее тошнило, держал возле ее подбородка чашку, вытирал слюну, подавал судно, когда агентство не име–ло возможности прислать сиделку. Конечно, мы мог–ли позволить себе нанять постоянных сиделок, медсе–стер и любых помощниц, но матери не нравилось пользоваться услугами «этих ужасных цветных женщин», как; она их называла. И я вдруг сделал со–вершенно неожиданное для себя открытие: уход за матерью не вызывал во мне практически никаких от–рицательных эмоций. А сколько простыней мне при–шлось сменить и постирать. Естественно, в доме была стиральная машина. Я вновь и вновь менял белье на постели – наверное, слишком часто, но такой уж я человек: ни в чем не знаю меры. Я просто делал то, что считал нужным. Я бессчетное число раз мыл и насухо вытирал судно, посыпал его специальной пудрой и ставил возле кровати. Воздух в комнате всегда оста–вался свежим. В конце концов, нет такого запаха, который остается навечно и от которого невозможно избавиться.
– Во всяком случае, не на этой земле, – пробор–мотал я. Но он, слава Богу, не расслышал моих слов.
– Так продолжалось примерно две недели. Мать не хотела, чтобы я отправил ее в больницу. Я нанимал круглосуточных сиделок – просто для страховки, что–бы в случае необходимости они могли проверить ее пульс, давление и остальные жизненные показатели. Я играл для нее, вслух читал вместе с ней молитвы – словом, делал все, что обычно делают для людей, нахо–дящихся на смертном одре. С двух до четырех дня она принимала посетителей – в основном каких-то престарелых родственников. «А где же Роджер?» – спра–шивали они, но я на это время уходил и старался с ни–ми не встречаться.
– И у тебя не разрывалось сердце при виде ее страданий?
Во всяком случае, они не доводили меня до безумия. Практически весь ее организм был поражен раком, и никакие деньги уже не могли ее спасти. Мне было очень тяжело наблюдать, как мучительно она уми–рает, я мечтал, чтобы все поскорее закончилось, одна–ко в глубине моей души всегда жило некое безжалост–ное и жестокое чувство, которое в любой ситуации говорило мне: «Просто делай то, что необходимо». И я сутками сидел рядом с матерью, практически без сна и отдыха. До самой ее смерти.