После кончины Казановы (последовавшей 4 июня 1798 года) рукопись мемуаров должна была остаться у графа Вальдштейна: еще в 1789 году он купил у своего библиотекаря права на все его творения. Правда, в 1795 году Казанова обещал юной Сесили Роггендорф, с которой завязал почтовый роман, оставить ей в наследство свои воспоминания (он написал для нее краткий очерк своей жизни, публикуемый в настоящем издании), но завещание так и не составил. Когда он скончался, граф был в отъезде, и рукописью завладел Карло Анджолини, муж жившей в Дрездене племянницы Казановы, который и проводил в последний путь великого авантюриста.
В 1814 году граф Марколини, передумав, решил приобрести рукопись за две тысячи талеров, но получил отказ. А в январе 1821 года сын Карло Анджолини, срочно нуждаясь в деньгах, продал мемуары двоюродного деда — всего за двести талеров — Фридриху Арнольду Брокгаузу, основателю знаменитого книготоргового дома. Это была, пожалуй, первая блестящая сделка фирмы.
Ф. А. Брокгауз не решился печатать рукопись как она есть. Сперва он опубликовал в издаваемом им литературном альманахе «Урания» (1822) фрагменты, переведенные на немецкий Вильгельмом фон Шюцем. Он же подготовил сокращенный перевод, вышедший в 12 томах в 1822–1828 годах. Успех был немедленный и безоговорочный. И сразу же предприимчивый парижский издатель Турнашон-Молен начал печатать обратный перевод на французский, появившийся в 1825–1828 годах.
После смерти Фридриха Арнольда Генрих Брокгауз решил опубликовать французский текст и обратился за помощью к Жану Лафоргу, преподававшему французскую литературу в Дрездене. В издательском предисловии он утверждал, что оригинал полон грамматических ошибок, итальянизмов и латинизмов, но Лафорг, исправив их, постарался сохранить авторскую оригинальность. Сам Казанова был высокого мнения о своем французском. «Уверенный в грамматике, убежденный, что всякий читатель меня поймет, я воспретил издателю вносить в рукопись исправления, которые захочет сделать какой-нибудь надутый педант», — писал он в предуведомлении. Современники придерживались иного мнения. Принц де Линь оценивал французский язык Казановы, как «варварский, чудной, но стремительный и притягательный». Лафорг, старательно отредактировав рукопись, смягчил слог, сделал его ясным, плавным, удобочитаемым и — менее ярким, энергичным, индивидуальным.
Вторая задача, которую Генрих Брокгауз поставил перед Лафоргом: привести текст в соответствие «со вкусом нынешнего века» и требованиями «святой философии», «завуалировать образы, к которым читатель не приучен», утверждая, что сцены, на которые наброшен полупрозрачный покров, не потеряют своей пикантности. В действительности произошло обратное. Лафорг выбросил все грубые слова, убрал гомосексуальные эпизоды, но при этом ряд эротических сцен он расширил и дописал. «Целомудренней» от этого мемуары не стали. Так же учитель словесности обошелся с отвлеченными рассуждениями Казановы: развивая понравившуюся мысль, он превращал лаконичную фразу или даже намек в стройный риторический период, а то, что казалось скучным или противоречило его убеждениям, сокращалось, выбрасывалось. Из искренне верующего человека, во многом суеверного, Казанова стал атеистом, исчезло его активное неприятие Французской революции.