Ларри прожил еще два месяца – он уже почти не приходил в себя, – и умер в июне.

Поминальный обед состоялся в жаркий полдень в центре пригорода Остина, где жил Ларри. Мы с друзьями Марианны устроили прием, пришли десятки людей, принесли разные закуски, десерты и, конечно, пиво и вино. Все было просто, Ларри бы понравилось. Марианна, их с Ларри дети – Келли и Кевин, – старые друзья и сослуживцы, несколько репортеров, которым удалось урвать время от работы, чтобы отдать дань памяти Ларри.

Мы делились воспоминаниями.

Старый приятель Ларри, снимавший с ним жилье еще в холостяцкие времена, рассказал, как их четыре или пять раз выгоняли из квартиры за всякого рода фокусы Ларри. Однажды, когда Ларри наливал себе ванну, явились две красотки с нижнего этажа и пригласили выпить. Когда он вернулся, его и товарища мокрые пожитки валялись на газоне перед домом вместе с уведомлением о выселении.

Потом настала моя очередь. Я рассказала, как Ларри отправил меня в коридор с голыми заключенными, как заставил есть тюремные батончики, как называл меня «Мелким Ларри» и поднимал на смех из-за моего прискорбно малого словарного запаса. И как только я разговорилась, голос у меня вдруг задрожал, как тогда, в последний мой визит к Ларри. И как тогда, я не знала, как попрощаться. У меня только и нашлось сил сказать: «Такого, как он, больше не будет», – и это абсолютная правда.

В конце один наш старый коллега по тюремной системе достал маленькую бутылочку скотча – любимого сорта Ларри, – и всем по чуть-чуть налил. Мы выпили за нашего дорогого друга и разошлись. Лучше всех сказал мой отец, – он вспомнил известную фразу из классики американского кино – «Большого Лебовски», которым они с Ларри оба восхищались: «Приятно знать, что он где-то есть».

Именно это мы все и чувствовали. Приятно было знать, что Ларри где-то есть, и обидно, что его нет.