У меня не одна, а целых две татуировки с пауком «черная вдова». В 2002 году я организовала клуб с ироническим названием «Черная вдова». Его члены – группа сильных женщин, которых я знаю и люблю; они – не мужененавистницы и не плетут заговоров, чтобы убить своих мужей по примеру Бетти Лу Битс, они просто стойкие и крепкие женщины. Нас восемь человек, и у каждой есть татуировка. Мне нравится быть президентом собственного клуба, пусть даже мне самой пришлось его придумать.

Поскольку большинство моих татуировок людям не видны, человек, желающий понять, что я собой представляю, может просто рассмотреть браслеты у меня на запястьях: якорь – такой же я подарила отцу, давшему мне столько полезных советов; браслет с надписью «Не терплю узды»; тонкий браслет-ниточка с золотой змейкой – для загадывания желаний: надеваешь, загадываешь желание, а когда браслет рвется и падает, оно сбывается; браслет с сердечком – такой же, как у моей мамы, которая делает все, чтобы поднять меня, когда я падаю; серебряный медвежий коготь – такой же, как у моего брата – моего верного и лучшего друга; серебряный крестик – подарок от дочери; несколько браслетов от сглаза; и серебряный браслет с надписью «Завтра снова попытаюсь».

Эти подсказки не так уж глубоко и зарыты, но, может, как раз в том и проблема. Иногда я боюсь, что все-то у меня слишком: я слишком честна, слишком импульсивна, слишком сильно люблю, слишком боюсь показаться слабой. Однако я не знаю, как стать другой: если я не говорю то, что чувствую и когда чувствую, то это уже не я. Буду ли настоящая я жить долго и счастливо? Или карты легли иначе? И все же, несмотря на некоторые угрызения, я бы ничего не стала менять в жизни (кроме, наверное, интервью для телешоу «Сегодня» – я там разговаривала как бестолковая деревенщина), потому что все мои решения привели меня к моей настоящей жизни, в которой я довольна и счастлива.

Не проработай я столько лет в тюремной системе, я, быть может, сохранила бы больше душевного спокойствия, однако не получила бы свою теперешнюю замечательную работу – с прекрасными людьми, с поездками в Лондон, а не в пекле техасских тюрем, среди насильников и детоубийц. И у меня, наверное, не было бы моей дочери – самого дорогого в моей жизни. Пусть даже все остальное у меня не так, дочерью своей я горжусь. Зря я боялась, когда она во мне росла и я слушала последние слова осужденных – их злобу, отчаяние, страх, – зря я боялась, что тьма наложит на нее отпечаток. Она – веселая, добрая и светлая. Именно об этом мечтают родители – чтобы ребенок стал во всем лучше их. Мы как-то ездили в круиз, и дочь подошла к малышу, который сидел один и грустил. Она притащила его к другим детям, и вскоре они уже носились туда-сюда, как старые друзья. Я так рада, что у нее нет никаких предрассудков, она готова принять любого таким, какой он есть, и радоваться.

Однако из-за рождения дочери я серьезнее задумалась о том, что чувствуют женщины, приходя в комнату для свидетелей, – и та, чьего сына сейчас убьют, и другая, которая видит, как человек, убивший ее ребенка, просто засыпает. Мне страстно хотелось понять, каким путем отныне пойдет жизнь той другой, в то время как для матери осужденного путь заканчивается. Все мечты и надежды, связанные с ее ребенком, окончательно погибли – прямо здесь и сейчас. И наверняка, хотя это совершенно бессмысленно, она спрашивает себя, в чем совершила ошибку.