— Не скажу! — каркает старуха. — Ограбить хотите? Не скажу! Эх вы-ы… А еще пионеры!

Как-то по-вороньи, боком, она отбегает к краю тротуара, туда, где за сгнившим заборчиком начинается крутой склон железнодорожной выемки, и выставляет обе руки, сложив из грязных пальцев кукишы.

— Вот вам, выкусите!

Затем старуха принимается подпрыгивать на месте, хрипло распевая какой-то дикий вокализ.

— Ла-ла-ла-ла-ла, ло-ло-ло-ло-ло!

Она скачет на самом краю обрыва.

— Стойте! — орет Ник, срываясь с места. — Стой, дура!

Эн взвизгивает.

— Все, бетте[2], — спокойно произносит оставшийся на мосту Хал.

Оступившись на крутом косогоре, старуха с криком летит вниз.

И наступает тишина.

— Я сейчас, сейчас! — Ник бросается вниз по заросшему полынью и борщевиком склону, цепляясь за жесткие стебли.

Эн, с трудом удержавшись на самом краю, тонким голосом кричит:

— Ну, что там? Она живая? Живая?

Проходит минута, прежде чем Ник выбирается обратно, мрачно вытирая пучком травы испачканные руки. Посмотрев в глаза девушки, он отрицательно мотает головой. Эн всхлипывает, шепчет:

— Как глупо…

— Алга[3], мусульмане! — окликает их с моста Хал. — Нам еще долго топать, блин.

— Ты! — бросается на него Эн. — Ты… Как ты можешь шутить в такой момент! Она же умерла.

— Мы все умрем, — флегматично пожимает плечами парень. — Че ты психуешь? Бабка съехала, блин. Все равно не выжила бы. Так хоть не мучилась.

Троица продолжает путь в молчании. Мимо проплывает совершенно не пострадавшее от безжалостного времени здание республиканского ДОСААФ. Стоящий через улицу от него шестиэтажный корпус Нефтехимпроекта, наоборот, разрушился почти полностью — в окнах нет стекол, крыша просела, козырек крыльца обрушился.

— На Патриса Лумумбу свернем и через Старый аэропорт пойдем, — ни к кому конкретно не обращаясь, говорит Хал. — Так ближе, блин. Вон, где сгоревший автобус, — нам туда.

Улица Патриса Лумубы скрывается в густой зелени. Раздвигая высокие стебли репейника, Ник делает первый шаг и тут же останавливается.

— Ух ты! Смотрите!

Бурьян и кусты на углу крайнего дома вырублены, не успевшие увянуть измочаленные стебли и ветки валяются тут же. На стене, покрытой грязевой коростой, отчетливо белеет глубоко процарапанный в штукатурке круг, а внутри его две буквы: АК.

— Что бы это значило? — хмурит бровки Эн.

— В первую очередь то, что здесь тоже есть люди, — отвечает Ник. — Надо будет, когда пойдем обратно, покричать.

— Нафига? — в своей обычной манере спрашивает Хал. — Чтобы жратву отобрали? Мало ли кто тут тусуется, блин.

— АК… — бормочет Ник. — Странная аббревиатура.

— Может — «Аномальная Кривая»? — высказывает предположение Эн.

— Или «Автомат Калашникова», — хохочет Ник.

— Или «Ак»? — включается в угадайку Хал. — Ну, который «Барс».

— Или «Ангмарское Королевство»? — продолжает Эн.

— Это чё за хрень? — таращит черные глаза татарин.

Девушка усмехается:

— Ты Толкиена не читал, что ли?

— Какого еще… Всё, киттек[4], — неожиданно Хал начинает психовать. — Шагайте, негры, солнце уже высоко!

— Здесь все как в сказке, — задумчиво говорит Эн пятью минутами спустя, разглядывая молодые деревья, проросшие сквозь асфальт на парковке возле одного из домов на Взлетной улице. — Как в страшной, злой сказке. Готика такая. Братья Гримм, Шарль Перро. «Спящая красавица». Принцесса уколола палец веретеном, все уснули. Прошло сто лет. Замок и окрестности заросли деревьями и кустами. А потом пришел принц и поцеловал спящую принцессу…