Но как всё это объяснить Мишель?

Да никак. Любые его ответы вызовут множество новых вопросов, и отвечать на них нет ни времени, ни возможности. К тому же, когда до Мишель доберутся — а до неё несомненно доберутся, — чем меньше она будет знать, тем для неё же лучше.

— Гоголь сказал, что в Питер приехал Паустовский, а мне необходимо обязательно с ним встретиться. Иначе Тютчев обидится.

— Ночью?

— Утром он улетает. Спи, дорогая, я приеду до завтрака.

— Правда? — В голосе Мишель недоверие смешивалось со злостью.

Так уж сложилось, что у неё имелся крайне негативный опыт расставаний. Её прежний друг, богатый яхтсмен-плейбой, оставил Мишель прямо в марине Амстердама, вытолкал с сумкой на берег, и если бы не Кемп, с которым она встретилась буквально на соседнем пирсе, пришлось бы женщине возвращаться в ненавистный провинциальный Лион, на радость тамошним сплетницам, обожающим перемывать косточки «гулящей Ми». Но тогда всё было понятно: проклятый богач подцепил новую подругу, а что происходит сейчас, Мишель решительно не понимала. Её бросают? Или всё, что говорит Лео, — правда? Что происходит? Может, и в самом деле какие-то проблемы? В этой дикой холодной стране проблемы размножаются, словно амёбы, делением. И вдруг без встречи с загадочным Паустовским Лео перестанет зарабатывать так хорошо, чтобы содержать и яхту, и подругу.

— Теперь помолчи, — произнёс Кемп сухо. — Мне надо позвонить.

Она кивнула, но сосредоточилась, пытаясь понять, что говорит на незнакомом языке любовник, уловила одно слово:

— Такси? Ты куда-то едешь?

На самом деле слово «такси» прозвучало в обратном смысле — де Шу сообщил собеседнику, что должен исчезнуть с яхты незаметно и бесследно, посему воспользоваться данным видом транспорта никак не сможет, — но объяснять эти нюансы бывшей подруге рыцарь не собирался.

— Ты думала, я отправлюсь к Пришвину пешком?

— К Паустовскому, — глухо напомнила Мишель.

— Сначала к Пришвину, потом к Паустовскому, — молниеносно поправился Кемп. — А ты ложись и спи. Утром я приготовлю тебе завтрак.

Рыцарь ободряюще улыбнулся, даже чмокнул женщину в щёку, затем достал из-под кровати старинный футляр для альта, раскрыл его на столике и бережно уложил в углубление Меч.

Мишель знала, что любовник считал оружие своим главным достоянием, и её подозрения вспыхнули с новой силой.

— Зачем тебе меч?

— Я ведь сказал, что еду к Паустовскому, — довольно туманно ответил рыцарь.

— Ты никуда не уйдёшь! — Мишель застыла в дверях, крестообразно раскинув руки. — Я тебя не пущу!

Кемп попытался отодвинуть её и пройти — без успеха. Мишель вцепилась одной рукой в футляр, другой — в полу пиджака и принялась азартно выкрикивать оскорбления. Причём в запале обвиняла рыцаря заодно и в проступках, совершённых прежним бойфрендом: что бабник, пьяница, кокаинист и слабак. Он не спорил, не пытался восстановить историческую справедливость, он всего лишь старался покинуть каюту, не прилагая излишнюю физическую силу.

Но когда Мишель попыталась вцепиться ему в лицо длинными, острыми, ухоженными ногтями — и оказалась близка к успеху, — Кемп ударил её в скулу.