Беата покраснела:

— Не мое. Это кольцо папа при обручении подарил маме. Мне оно досталось после его смерти.

— Теперь ясно, почему на правой. Обычно его носят на левой руке. Точнее, на третьем пальце левой руки.

— На среднем? А мне казалось, на безымянном.

Женщина улыбнулась:

— Вы, наверное, не знаете старинной, еще египетской традиции.

— Нет.

— Египтяне считали, что к среднему пальцу от сердца тянется кровеносный сосуд любви, по-латыни — vena amoris.

Подъехало такси, и она ушла, а Беата какое-то время разглядывала свою руку. Левую. Средний палец.

Потом позвонила Харри.

— Оружие чешское, — откликнулся он, выслушав ее рассказ.

— Может, что и прояснится, — сказала Беата.

— Может быть, — ответил Харри. — Как, говоришь, называется та вена?

— Vena amoris?

— Vena amoris, — пробормотал Харри и положил трубку.

«Ты спишь. Я кладу руку на твое лицо. Ты ведь ждешь меня? Я целую твой живот. Я скольжу поцелуями вниз, и ты начинаешь двигаться в волнообразном волшебном танце. Ты молчишь, делаешь вид, будто спишь. Можешь просыпаться, любовь моя. Твою игру несложно разгадать».

Харри дернулся и сел на постели. Через несколько секунд он понял, что проснулся от собственного крика. Вгляделся в полумрак, изучая тени у штор и шкафа. Упал головой на подушку.

Что ему снилось? Полутемная комната. Два тела движутся навстречу друг к другу в постели. Лиц не разглядеть. Харри направил на одно из них фонарик — и тут же проснулся от крика.

Он посмотрел на столик у кровати. Электронные часы обещали еще два с половиной часа до семи. За такое время можно во сне добраться до самого адского пекла и вернуться обратно. Но спать нужно. Нужно. Набрав воздуху, словно перед прыжком в воду, Харри закрыл глаза.

Харри глядел поверх головы Тома Волера на минутную стрелку настенных часов.

Сегодня, чтобы усадить всех сотрудников в большом зале зеленого сектора шестого этажа, пришлось поставить дополнительные стулья. Настроение было чуть ли не торжественным. Никакого перешептывания — все тихо сидят и что-то пишут в блокнотах, дожидаясь восьми часов. Харри насчитал семнадцать склоненных голов. Стало быть, отсутствует только один. Перед ними, скрестив руки на груди и поглядывая на «ролекс», стоял Том Волер.

Секундная стрелка достигла нужной точки и замерла по стойке «смирно».

— Приступим, — объявил Том Волер. Все дружно выпрямились. — Руководителем следственной группы назначен я, моим помощником будет Харри Холе.

В едином порыве удивления все повернули головы к дальнему краю стола, где сидел Харри.

Волер продолжал:

— Во-первых, хочу поблагодарить тех из вас, кто по первому сигналу, не заставляя себя долго ждать, бросил отпуск, путевки и прочее, чтобы приехать сюда. Боюсь, вскоре придется пожертвовать не только отпуском. Но времени рассыпаться в благодарностях у меня не будет, так что я говорю вам спасибо на месяц вперед. Идет?

Собравшиеся захихикали и закивали. Так хихикают и кивают будущему начальнику, подумал Харри.

— Во многих отношениях этот день — особенный.

Волер включил проектор. На экране за его спиной появилась первая страница «Дагбладе» с крупным заголовком: «Маньяк разбушевался?» Никаких фотографий. Просто два слова угловатым шрифтом. В наше время уважающая себя редакция не стала бы печатать на первой странице вопросительный знак. Мало кому было известно (а уж в этом зале точно никому), что решение добавить вопросительный знак было принято за пару минут до того, как выпуск отправили в печать, и для этого понадобилось дозвониться до главного редактора, который отдыхал в Тведестранне.