- Быстрей, Андрюха! - прошу я.

- Куда «быстрей»? - спрашивает он презрительно, - Напугались? Сдали школу?

Он поворачивается в ту сторону, откуда только что ушёл Плохиш, запускает длинную очередь.

- Пошли! - говорю я зло. - Там раненые, понял? Надо их выносить!

Иду по коридору, готовый перейти на бег, но Андрюха-Конь, идущий позади, не торопится, и это заставляет меня придерживать шаг, дико и дурно злиться на себя, на него. Я готов его убить.

- Быстрей, парни! - говорит Скворец, самый нормальный из нас, поспешающий впереди.

Андрюха-Конь разворачивается там, где коридор уходит вправо, даёт ещё одну очередь. Мы ждём его за углом, кривя злые лица.

Убежал бы, ей богу, если бы не Скворец.

- Ебать! - произносит Андрюха-Конь, выскакивая к нам, скорей раздражённый, чем испуганный, - Ублюдки!

Ему стреляют вслед. От стены, замыкающей коридор - видимой нам, отваливаются крупные куски побелки.

Чечены орут, и топают, бегут к нам, не переставая орать и стрелять.

Как дичь загоняют, как овец тупых и пугливых.

Мы бежим, я бегу, не оглядываясь на Андрюху-Коня, по херу на Андрюху, заколебал он, мать моя…

Саня с разлёту попадает в дыру, пробитую выстрелом Астахова в полу.

Саня, что ты натворил, Саня…

Готовый зарыдать, заорать, расколоться на глиняные черепки, останавливаюсь. На сотую долю секунды встречаемся глазами с Андрюхой-Конём, взгляд его словно намылен, - то ли бешен, то ли бессмыслен, но мы сразу понимаем, что и кто из нас будет делать.

Падаю на пол, выискивая взглядом Саню, и нахожу его, прижавшегося к стене спиной, сидящего на корточках в грязной воде, озирающегося по сторонам, и кажется, видящего людей готовых его убить.

- Саня! - ору я, и тяну вниз руку.

Андрюха-Конь, расставив ноги, стоит надо мной, полосуя из пулемёта туда, где вот-вот… должны…

Саня, бросив автомат, подпрыгивает, цепляясь двумя руками за мою ладонь, за пальцы мои, за рукав, и я чувствую его цепкую, живучую, жаждущую силу. Но тут же эта сила исчезает, сходит на нет, и Саня, прострелянный насквозь, разжимает свои пальцы, и я не в силах его удержать, и мне не за чем его держать…

На затылок, на спину мне падают тяжелые гильзы, выплёвываемые из ПКМа.

Внизу на первом этаже смеются люди, я слышу их смех.

- Сдохните, мрази! - ору я в пролом, - Мы всех вас выебем!

Кто-то снизу стреляет по потолку.

Мы бежим с Андрюхой-Конём, к своим, к выпадающим в окно, в грязь и дождь пацанам.

Снизу, с первого этажа тянет дымом, сквозняком разгоняет слабую гарь по этажам, по коридорам.

На площадке несколько трупов, кровища, кишки, неестественно белые кости, куски мяса, - видно снизу вальнули из «граника» прямо в толпу. Кто-то визжит истошно, неумолчно.

Никто никого не прикрывает.

Семёныч, вся безумная рожа в крови, подгоняет оставшихся пацанов. Кажется, он рыдает, - у него голос, словно он рыдает…

Кто-то выпихивает раненых, те бестолково валятся за окно.

Андрюха-Конь остервенело смотрит на происходящее, пытаясь понять, почему всё это происходит, почему все лезут в окно, зачем…

- Давай! - толкаю я Андрюху-Коня.

Кажется, он отвечает «я не вылезу», или - «я не полезу». Наверное, последнее.