Зима выдалась снежной и холодной. В комнате, расположенной почти на чердаке, можно было работать только закутавшись в одеяло, и то руки застывали.

Готовясь к большой работе, Владимир Ильич завел толстую тетрадь синего цвета и каждый день ходил в библиотеку. Он работал с утра до вечера: делал выписки из книг и бегло записывал возникавшие мысли. Новый труд должен был обобщить все, что писалось марксистами о государстве и революции, и развить это учение.

Свой стол в библиотеке Владимир Ильич покидал лишь на обеденный перерыв. За час он успевал поесть и поговорить с товарищами, забегавшими к нему на несколько минут. Потом, не отдыхая, возвращался в читальный зал и принимался писать.

Углубясь в работу, он не ощущал ни времени, ни окружающей жизни. Звонок, извещавший о закрытии библиотеки, всякий раз застигал его врасплох, на незаконченной фразе.

В начале марта Владимир Ильич по заведенному порядку появился в доме в первом часу. У Надежды Константиновны уже был готов обед. Пока она разливала суп в тарелки, он вымыл руки и, подойдя к столу, принялся нарезать хлеб.

Обычно в такие минуты Владимир Ильич расспрашивал о цюрихских новостях, о товарищах, но в этот день был рассеян и задумчив. Перекинувшись лишь несколькими словами с женой, он быстро пообедал и стал собираться в библиотеку.

Едва успела Надежда Константиновна убрать посуду со стола, как вдруг послышался скрип деревянной лестницы. Кто-то торопливо поднимался.

— Кто же это к нам? — по шагам пытался угадать Владимир Ильич.

На пороге появился польский социал-демократ Вронский. Он был возбужден и весел.

— Почему вы в такой день дома? — закричал Вронский от двери. — В России революция, а они невеселы!

— Как революция? — недоумевая, спросил Ильич. — Кто вам сказал? Откуда известно?

— Собственными глазами читал! Вышли экстренные выпуски газет.

Владимир Ильич больше ни о чем не расспрашивал, схватил пальто и стал торопливо надевать его. Надежда Константиновна, оставив на столе неубранную посуду, вместе с ним поспешила к озеру. Там под навесом на большом щите вывешивались свежие цюрихские газеты.

У экстренных выпусков уже толпились возбужденные эмигранты. Больше всего здесь было россиян.

Владимир Ильич внимательно прочитал все сообщения телеграфных агентств. Сведения были скудными и маловразумительными. В одних телеграммах сообщалось, что царские министры арестованы, а политические заключенные выпущены из тюрем на свободу, что власть будто бы перешла в руки двенадцати членов Думы. В других говорилось, что царь Николай Второй сам отрекся от престола, а Временное правительство ведет переговоры о новом царе с представителями династии Романовых.

Владимир Ильич предчувствовал надвигающуюся грозу, но такой быстрой развязки он, конечно, не ожидал.

Интеллигентного вида человек в котелке и в пенсне восторженно говорил:

— В России свобода. Это умопомрачительно! Господа, то есть граждане… даже верней — товарищи! Мы теперь одна революционная семья. Довольно партийных распрей и ссор. Братья свободы должны объединиться и послать приветствие новому правительству…