Путиловцы поставили парнишку с Коровьего моста охранять майскую сходку, проходившую в соседней роще. Кто-то из провокаторов видел, как Филька предупреждающе засвистел, когда заметил подкрадывающихся полицейских. Верткого и быстрого парнишку тогда поймать не сумели, поэтому пришли домой и арестовали отца.
Отца из кутузки выручили вагранщик Сизов и церковный сторож Артемьянов, связанный с Союзом Михаила Архангела. Они уверили пристава, что Рыкунов неповинен в сыновьих делах, что парнишка и так будет наказан самым строгим отцовским судом.
Вернувшись из кутузки домой, отец распил со своими поручителями две бутылки настойки и призвал Фильку к допросу:
— Говори как на духу… кто тебя подбил на богопротивное дело?
— Никто!
— Врешь! С забастовщиками спутался? Рассказывай — кто они?
— Не знаю я никаких забастовщиков…
Артемьянов снял с божницы небольшую деревянную иконку и поднес ее Фильке.
— Целуй Николая Чудотворца… И побожись.
— Не буду целовать… Чудотворцев не бывает.
— Чего? Чудотворцев не бывает? — как бы ужасаясь, шепотом переспросил церковный сторож. — Может, ты и в бога не веришь?
— Не верю, ну и что?
— Господи! За это убить мало.
— Мало, — пьяно подтвердил вагранщик Сизов. — Я бы шкуру с него спустил.
Хмельной отец схватил толстый ремень, на котором правил бритву, и принялся хлестать им Фильку по лицу, по голове, по плечам. Увертливый парень старался отскочить влево — отец был кривым на правый глаз, — а потом схватился за ремень и повис на нем.
— Подмогите! — задыхаясь, обратился отец к собутыльникам. — Не управлюсь один.
Они втроем навалились на Фильку: один зажал коленями голову, второй — ноги, а разъяренный отец изо всей силы стегал ремнем.
Мать, услышав приглушенный крик сына, кинулась к соседям.
— Ой, милые… Ой, родные, помогите! Мой ирод Фильку убивает.
Прибежавший Савелий Матвеевич отнял от истязателей в кровь избитого парня и увел к себе.
К вечеру у Фильки поднялся жар. Лицо горело от ссадин. Спина вздулась, и все тело ныло, словно изломанное. Он всю ночь бредил, а Лемеховы возились с ним, как с родным сыном. Они прикладывали компрессы к рубцам и кровоподтекам, поили морсом.
Филька отлеживался у Лемеховых почти неделю и домой больше не вернулся. Савелий Матвеевич предложил:
— Оставайся у нас. Куда ты теперь денешься? С верфи тебя, конечно, прогнали. А на новую работу не скоро устроишься.
— Ничего, проживу, — ответил Филька.
Еще в постели он надумал уйти к рыбакам, с которыми познакомился на взморье. Это были веселые и бесшабашные парни, не признававшие ни бога, ни царя, ни полиции. В любую погоду они выходили в залив на своих просмоленных лодках, ставили переметы, а утром снимали улов и несли продавать на городские рынки.
Рыбаки охотно приняли Фильку в свою артель, так как на одну из лодок у них не хватало напарника. И Рыкунов больше двух лет жил вольной жизнью, не признавая никакой власти над собой.
Все лето рыбаки обитали в шалашах тут же на взморье. Заработанные деньги тратили легко и весело, откладывая лишь пятую долю на одежду, снасти и зимнюю жизнь. Осенью они брали в аренду у рыбака-чухонца амбар, складывали в него просушенные снасти, перебирались в город и поселялись в «Шанхае» — огромном доме с дешевыми комнатами.