В студии по раскраске часов она сразу же обрела популярность. Мэри была сложившейся личностью со своим мнением обо всем, да и за словом в карман она не лезла. Она была «малышкой-худышкой» с ямочками на щеках, и, несмотря на немецкое происхождение, сильно напоминала испанку со своими выразительными темными глазами и длинными каштановыми волосами, которые завязывала в пучок, иногда намеренно оставляя один вьющийся локон на лбу. Она неплохо сошлась с Шарлоттой Невинс, а Пег Луни объявила своей лучшей подругой.

Поначалу Мэри не была уверена, что останется на этой работе. В первый же день ее научили класть кисть в рот, что ей очень не понравилось. Когда она пришла домой, она прямо сказала матери, что не вернется в студию, так как «ей попросту не нравилась идея засовывать кисть себе в рот».

На следующий день ее решимость улетучилась, и она, хоть ей и не был по душе рабочий процесс, вернулась в студию. «Она осталась из-за денег», – угрюмо заметил ее родственник. Сложно отказаться от столь привлекательной зарплаты.

Не то чтобы Мэри видела эти деньги. «Все деньги уходили ее отчиму, – продолжал ее родственник. – Он был очень строгим и суровым. Ей приходилось отдавать весь свой заработок». Мэри это ненавидела, и ей было особенно неприятно, потому что большинство девушек в студии оставляли деньги себе и тратили их на одежду по последней моде в T. Lucey & Bro, где продавались «корсеты, перчатки, кружева, ленты, всякие безделушки и галантерея».

Мэри мечтала потратить свою зарплату на туфли с высоким каблуком, которые она обожала. В один прекрасный день она решила, что с нее хватит. В конце концов, трудилась она, а не отчим, так что на этой неделе после получки она пойдет прямиком в обувной магазин и выложит свои тяжело заработанные деньги за пару чудесных туфель: это были бы ее первые туфли на высоком каблуке. Так она и поступила – она даже сказала продавцу их не упаковывать, так как собиралась надеть сразу. «В этом была вся Мэри! – с нежностью воскликнул ее родственник. – Она понимала, что если придет в этих туфлях домой, то ее отчим ничего не сможет поделать».

Так и случилось. Мэри поругалась с ним из-за того, что не отдала ему чек, и в итоге уехала из дома, когда ей исполнилось 17. Ее зарплата и мятежный дух ей это позволяли.

Вновь обретенная Мэри дерзость была символом той эпохи. Шли «бурные двадцатые», и даже в таком небольшом городке, как Оттава, чувствовался дух феминизма и женской радости, возвещая о грядущих переменах.

Красильщицы циферблатов были молоды и красивы, и им до жути не терпелось увидеть мир.

А какое же отличное выдалось для этого время. «Сухой закон в Оттаве был не помехой, – заметил один из местных жителей. – Оставалось полно питейных и игорных домов». И не только это, а еще большие джазовые оркестры и веселье. Красильщицы циферблатов вместе со всеми выплясывали под Twentieth Century Jazz Boys, а затем под Бенни Гудмана. В 1923 году в Америке все помешались на танце чарльстон, и девушки из Radium Dial тоже вовсю крутили коленями. Яркое сияние радия на их волосах и платьях делало эти вечеринки особенными. «Многие из девушек, – вспоминала Кэтрин Вольф, – приходили в своих дорогих платьях на работу, чтобы они покрылись сверкающей пылью перед предстоящей вечеринкой».