В 1861 году Линкольн больше, чем кто-либо другой, был убежден, что южане никогда бы не использовали доктрину прав штатов для оправдания отделения, если бы это не было способом предотвратить то, что они считали угрозой институту рабства; однако в его послании на эту тему нет ни слова, и легко понять почему. Сводя цель войны к восстановлению Союза, он привлекал на свою сторону демократов, сторонников Белла и Эверетта, а также республиканцев; упоминание рабства немедленно вызвало бы разногласия. Но уже в эти дни Линкольн представлял себе масштаб конфликта, открывая душу личному секретарю, который во всем его поддерживал: «Со своей стороны, я считаю основной для нас идеей, пронизывающей эту схватку, необходимость доказать, что народное правительство – не бессмыслица. Мы должны сейчас решить вопрос – есть ли при свободном правительстве у меньшинства право сменить его, когда оно того пожелает. Если мы потерпим неудачу, это подтвердит неспособность народа к самоуправлению. Есть одно соображение, которое может удержать от принятия окончательного суждения, но нам не следует торопиться; в нашем случае присутствует один важный и имеющий далеко идущие последствия элемент, которого, возможно, не будет в истории ни одной свободной страны. Впрочем, нам сейчас говорить не об этом. Работая с правительством, которое у нас есть, мы увидим, сумеет ли большинство сохранить его».[92]

Официальный документ от 1 июля оценивает силу союзной армии в 186 000 человек.[93] Газеты, в особенности New York Tribune, уже призывали к наступлению на Ричмонд. От генерала Скотта требовали не отказываться от услуг призванных на три месяца волонтеров, срок службы которых подходил к концу.[94] Политики, опасаясь, что промедление повлияет на общественные настроения, поддерживали это требование; многие опытные и рассудительные люди присоединялись к «гласу народа». Уже в мае губернатор Эндрю сетовал на «недостаток решительности» в операциях северян, а сенатор Фессенден писал: «Я каждый день надеюсь услышать о каком-то решительном ударе».[95] Уильям Г. Рассел, основывая свое мнение на европейских примерах, с которыми он близко познакомился во время Крымской войны, писал о жалком состоянии способных принять участие в кампании солдат Союза в лагерях под Вашингтоном; их численность он оценивал в 30 000 человек. «Я против национального самохвальства, – писал он, – и твердо убежден, что 10 000 регулярных британских солдат (он думал, пожалуй, что нужно сказать что-нибудь приятное англичанам), или 12 000 французских с достаточной поддержкой артиллерии и кавалерии и при компетентном командовании не только с чрезвычайной легкостью дали бы отпор этой армии, но и атаковали бы ее и пошли на Вашингтон – сквозь них или с ними, как пожелают».[96]

Народный призыв «На Ричмонд!» звучал в ушах президента, пока он не пришел к решению, что армия Союза должна дать бой в Восточной Виргинии. Победа укрепит единодушие, которое царило с момента бомбардировки форта Самтер; она станет залогом непродолжительности войны. В перспективе короткой кампании удастся удержать высокий патриотический подъем и разногласия, которые могут перерасти в оппозицию, попросту не возникнут. Более того, сохранится доброжелательное отношение Европы. Она в данный момент сочувственно относится к притязаниям президента на роль общенациональной власти, но будет неплохо показать ей и то, что правительство Соединенных Штатов, к которому ее государства направляют своих дипломатических представителей, обладает и сильными батальонами. Кроме того, если все те замечательные парни, добровольно вызвавшиеся встать на три месяца под ружье, не будут использованы в активных действиях немедленно, к концу срока их службы им может уже и расхотеться делать это. Приняв во внимание все эти соображения, президент пригласил на совещание в своем кабинете ряд генералов. Макдауэлл, выпускник Вест-Пойнта, штаб-офицер во время Мексиканской войны, в настоящее время командовавший частями на виргинском берегу Потомака, заявил, что может выступить против Борегара, расположившегося с 21 900 человек за ручьем Булл-Ран, в том случае, если Джозефу Э. Джонстону, который находился в долине Шенандоа с 9000 бойцов, воспрепятствуют соединиться с Борегаром. Генерал Скотт, который чувствовал, что армия не готова вести сражение в Виргинии, но подчинился пожеланию президента, сказал: «Если даже Джонстон соединится с Борегаром, у него на хвосте будет Паттерсон» (предполагалось, что Паттерсон с группировкой из 18 000–22 000 человек будет внимательно следить за Джонстоном и в случае необходимости вступит в бой, нанесет ему поражение или задержит в долине).