— Я даже не знал, что ты оскоплен! — разинул рот Марий.

— Служитель Кубабы Кибелы не может сохранить признак мужественности, Гай Марий. Даже от ее возлюбленного Аттиса потребовалась та же жертва.

— А я думал, что Аттис был оскоплен из-за его увлечения другой женщиной, — ответил Марий, чувствуя, что от него требуется ответ, но не желая углубляться в дискуссию на столь деликатную тему.

— Ничего подобного! Эта история — изобретение греков. Лишь у нас во Фригии культ сохраняется в первоначальной чистоте, благодаря чему мы поддерживаем общение с богиней. Мы — ее верные почитатели, к нам она явилась из Карчемиша в незапамятные времена.

Жрец спрятался от солнца под портиком огромного храма, откуда сиял теперь золотом и драгоценностями, которыми была расшита его мантия.

Потом они зашли в святилище богини, чтобы Марий мог полюбоваться статуей.

— Чистое золото, — самодовольно сообщил Баттак.

— Ты уверен? — спросил Марий, вспоминая рассказ проводника о том, как изготавливался олимпийский Зевс.

— Совершенно уверен.

Статуя в человеческий рост помещалась на высоком мраморном постаменте; богиня восседала на короткой скамеечке в окружении двух безгривых львов, которых она гладила по головам. Кибела была увенчана высоким, напоминающим корону убором, сквозь тонкое платье проглядывала красивая грудь, вокруг талии обвивался поясок. Позади одного из львов стояли двое малолетних пастушков: один играл на свирели, другой — на большой лире. Рядом с другим львом стоял, опершись на пастушеский посох, возлюбленный Кубабы Кибелы Аттис; голова его была покрыта фригийским колпаком, сдвинутым набок; юноша был одет в рубаху с длинными рукавами, застегнутую на горле, но выставляющую напоказ мускулистый живот; разрез на штанинах спереди скреплялся пуговицами.

— Интересно, — промямлил Гай Марий, не находивший статую красивой, независимо от того, из чего она сделана.

— Но ты не восхищен.

— Дело, наверное, в том, archigallus, что я римлянин, а не фригиец. — Отвернувшись, Марий прошествовал по святилищу обратно к высоким бронзовым вратам. — Почему эта азиатская богиня так озаботилась судьбой Рима? — спросил он.

— Она озабочена этим уже давно, Гай Марий. В противном случае она никогда не согласилась бы отдать Риму свой священный камень.

— Знаю, знаю! Однако мой вопрос пока остается без ответа, — проворчал Марий, с трудом удерживаясь, чтобы не вспылить.

— Кубаба Кибела не объясняет причин своих поступков даже своим жрецам, — ответил Баттак, снова превратившись в ослепительный факел, так как переместился на ступени, залитые солнцем. Там он присел, похлопав по мраморной ступеньке рукой в знак приглашения. — Однако можно высказать предположение, что, по ее разумению, Рим будет наращивать свое могущество по всему миру и наступит день, когда он овладеет Пессинунтом. Вы в Риме уже более столетия почитаете ее как Великую Мать. Из всех ее храмов ваш — ее излюбленный. Святилища в афинском Пирее и в Пергаме, как кажется, далеко не так ей дороги. Думаю, она просто-напросто любит Рим.

— Очень любезно с ее стороны! — в сердцах бросил Марий.