Однако в баре оказался только один человек, сам бармен – невысокий мужчина среднего возраста с печальными усами и выражением лица старой мудрой мыши, неопрятной и напуганной.

Он быстро кивнул вошедшему:

– Вы как будто спите на ходу.

Майк смерил его удивленным взглядом:

– Если честно, я так себя и чувствую. Словно сплю на ходу.

– Пропустите рюмочку, если хотите.

Майк помедлил.

– Нет… пить хочется. Дайте лучше пива… Вы там были?

Коротышка-бармен кивнул:

– Подоспел к самому концу. Когда его повесили, я поспешил сюда: подумал, будет много желающих промочить горло. Но, кроме вас, пока никого. Видно, я ошибся.

– Может, еще подойдут, – сказал Майк. – В парке осталось много народу, но они уже поостыли. Некоторые пытаются поджечь труп газетами… Нехорошо это.

– Скверно, – сказал бармен и дернул тонкими мышиными усиками.

Майк бросил в пиво немного сельдерейной соли и сделал большой глоток.

– Эх, хорошо! Вымотался я – страх.

Бармен перегнулся к нему через стойку, глаза у него блестели.

– А вы все с самого начала видели?.. И в тюрьме были?

Майк снова отпил и стал смотреть, как пузырьки воздуха поднимаются от кристаллов соли на дне стеклянной кружки.

– Да, я все видел. Дверь выламывал в первом ряду, а потом веревку помогал тянуть. Иногда гражданам приходится вершить правосудие своими руками. Хитрые адвокатишки любую сволочь оправдают.

Мышиная голова согласно кивнула:

– Ваша правда, черт возьми! Адвокаты кого угодно от суда спасут. Негр-то и впрямь был виноват.

– О чем речь! Говорят, признался даже.

Бармен снова пригнулся к стойке.

– А как все началось, мистер? Я-то к самому концу подоспел, да и то всего минутку побыл: кинулся открывать бар на случай, если кому захочется пива.

Майк осушил кружку, подвинул ее бармену и попросил наполнить.

– Ну, всем сразу было ясно, куда дело идет. Я сидел в баре напротив тюрьмы. Весь день там проторчал, а ближе к вечеру вошел один малый и говорит: «Чего мы ждем?» И мы пошли к тюрьме, а с нами еще целая толпа, и еще. Мы все встали у дверей и давай орать. Вышел шериф, произнес речь, но мы его освистали, а какой-то малый с винтовкой пальнул по фонарям. Остальные тут же бросились ломать двери. Шериф не стал нам мешать: он ведь не дурак стрелять по честным людям ради какого-то негра.

– Да и выборы на носу, – вставил бармен.

– В общем, шериф стал вопить: «Только не перепутайте, ради бога, не перепутайте! Он в четвертой камере!» Жалкое было зрелище, если честно. Остальные заключенные до смерти перепугались. Я таких испуганных лиц никогда не видел.

Бармен взволнованно налил себе стаканчик виски и залпом выпил.

– Что ж, я их понимаю. Посадили тебя на месяц за хулиганство, а тут линчеватели пришли. Кто угодно испугается, что они не того сцапают.

– Вот и я говорю. Жалкое зрелище. Ну, подбежали мы к камере с негром, а он глаза закрыл и стоит неподвижно. Кто-то еще ударил, он упал, но сумел подняться, а потом уж на него всей гурьбой налетели, и он ударился головой о каменный пол. – Майк прислонился к стойке и стал стучать пальцем по лакированному дереву. – Точно судить не берусь, но, думаю, от этого удара он и помер. Я помогал его раздевать, а он даже не шелохнулся и в петле ни разу не дернулся. Да, сэр, он умер еще в камере, когда ударился головой об пол.