Йоши ощетинился было от этих слов, таких характерных для Айтаки, и собирался прервать его, но Айтака жестом остановил его и вновь заговорил в раздумье:

– Может быть, это мое влияние направило его, но как бы то ни было, он стал ежедневно посещать храм в поисках истины и смысла жизни. Когда бонзы обнаружили его симпатии и внутреннюю близость к бедным крестьянам и торговцам, они внушили ему, что он должен улучшить жизнь обездоленных. Я понимаю его настроение и сочувствую ему на трудной дороге, которую он избрал. Я люблю его, и у меня сердце сжимается, когда я думаю о том, что ему предстоит выстрадать, если он будет продолжать действовать против имперских властей. Он наивно думает, что власть должна сочетаться с добротой.

Йоши собирался сказать, что власть действительно сочетается с добротой, но прежде, чем он заговорил, Нами тихо сказала:

– Именно поиск добра и привел Санемото к религии. Теперь, что бы мы ни говорили, что бы ни сделали, он уже не свернет с пути, который он избрал.

Йоши уже не мог сдержаться. «Безумие, – вырвалось у него. – Безумие!» И он выразительно покачал головой.

В этот самый момент Генкай также покачал головой.

– Нет, – спокойно сказал он. – Никаких крестьян здесь нет. Я требую, чтобы вы немедленно ушли. Это храм Будды. Вы и ваши солдаты не имеете права распоряжаться здесь.

– Извини, бонза. Мой князь приказал мне обыскать храм, и я его обыщу. – Губы самурая были жестко сжаты, голос звучал недружелюбно.

– Нет, пока у меня есть силы сопротивляться. – Генкай поднял голову. Сдерживая растущий гнев, он смотрел поверх головы самурая.

– Схватите его. – Шигеру сделал знак двум охранникам. Они бросились вперед. Один из них заломил руку Генкая за спину, заставив его встать на колени, другой связал ему ноги. Бритая голова Генкая блестела от пота, и на висках гневно пульсировала жилка.

– Нельзя, – сказал он наконец, – это жилище Будды. Это запрещено.

– Заткни ему рот, – приказал самурай.

Шигеру велел своим людям обыскать жилые помещения храма. Они прошли по коридорам, осматривая каждую комнату, толкая перед собой бонзу. Они прошли мимо потайной дверцы, не заметив ее, вошли в главное помещение храма, где на возвышении стояли три большие бронзовые статуи Будды. Они посмотрели за статуями, под возвышением и во всех помещениях, свирепея с каждой минутой. Была сломана дорогая ширма, со стены сорван свиток, расколота ставня. Никакого следа беглецов не было. Шигеру был в бешенстве. Помня угрозы и приказания Чикары, он не смел возвращаться без головы крестьянина.

– Теперь уже не имеет значения, что мы тут еще сделаем, – прохрипел он Генкаю. – Если боги гневаются, они уж больше, чем сейчас, гневаться не будут. Крестьянин мне нужен, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы его найти. Мне донесли, что его жена привела его сюда, и ты или будешь говорить, или умрешь.

Он снял щиток с масляной лампы и нагрел в огне острие своего кинжала.

– Где они спрятаны? – спросил он, приблизив раскаленный кончик к глазам Генкая. Генкай брызгал слюной и задыхался под кляпом. Шигеру опустил лезвие. Он повернулся к одному из своих охранников. «Вынь», – приказал он. Когда кляп был убран, он приблизил лицо вплотную к Генкаю.