После исключения Тереке предпринимал неоднократные попытки создать новую партию, и в 1950 году с одобрения и при подцержке Фивега основал Немецкую социальную партию — объединение сил, стоявших как справа, так и слева в оппозиции к политике Аденауэра. В ней были националисты, военные, бывшие нацистские функционеры, работавшие среди крестьян, но в эту партию входили и коммунисты.

К сожалению, вскоре мы столкнулись с необходимостью побудить столь ценного информатора к переходу в ГДР, так как нам стало известно, что его близкий сотрудник, судя по всему, работает на английскую разведку. Мы решили сделать хорошую мину при плохой игре и представить Тереке на пресс-конференции перебежчиком по убеждениям совести. Публичное выступление Тереке нашло отклик у нашего политического руководства, причем больший, чем мне могло понравиться, в чем я убедился чуть позже.

Когда я, ни о чем не подозревая, проводил летом 1954 года отпуск на Черном море, в Берлине думали, как можно было бы затруднить Федеративной республике вступление в Европейское оборонительное сообщество, да сделать это так, чтобы достичь максимального воздействия на общественность. По указанию Волльвебера были просмотрены наши дела, и при этом наткнулись на источник по имени Тимм.

Под этим именем скрывался депутат бундестага от ХДС Карлфранц Шмидт-Виттмак, член парламентских комитетов по вопросам европейской безопасности, по общегерманским и берлинскому вопросам, человек, перед которым открывалась стремительная карьера. Шмидт-Виттмак происходил из семьи крупных буржуа и, конечно, не был левым. Тем не менее он работал на партийную разведку КПГ, а с тех пор, как мы восстановили связь с ним, — на нас. Он входил в число тех патриотов, которые считали, что политика Аденауэра делает невозможным воссоединение Германии, и отвергали его планы вооружения ФРГ.

Вернувшись из отпуска, я обнаружил указание Волльвебера немедленно доставить Тимма в ГДР. Я упирался руками и ногами, не желая жертвовать важнейшим источником в ХДС только ради пресс-конференции. Моему человеку пришлось бы выступать на ней, отстаивая положения, с которыми он не был знаком и не мог их одобрить. Информация Шмидт-Виттмака о закрытых заседаниях комитета, особенно об отношении Федеративной республики к военному союзу, находившемуся под американским влиянием, была поистине неоценима. Я бурно доказывал все это Волльвеберу, но он только повторял, что вопрос решен.

Мне не оставалось ничего другого, как поразмыслить о способе уговорить Шмидт-Виттмака бежать в ГДР. Мы не знали друг друга, и атмосфера встречи, состоявшейся на той же вилле, где я разговаривал с двойным агентом Меркурием, была сдержанной, а временами просто ледяной. Моего визави вовсе не убеждали приводившиеся мною аргументы в пользу его перехода в ГДР. Я исчерпал свои доводы, как вдруг мне вспомнилась история Тереке, и я прибег ко лжи во спасение, сконструированной на основе этой истории. Я сказал, что Ведомство по охране конституции обратило внимание на Шмидт-Виттмака и намеревается его арестовать. Это звучало уже убедительнее, и после недолгого размышления он сказал, что согласен при условии, что его жена, жившая в Гамбурге с двумя детьми и ни о чем не подозревавшая, согласится сделать то же самое.