Следующие дни и ночи я провел на работе. В эти дни волнений, когда подвергались штурму, а иногда и поджигались здания партийных комитетов и государственных учреждений, когда по улицам громыхали советские танки, в которые молодежь бросала камни, когда появились первые убитые и раненые, — всего же восстание унесло более ста человеческих жизней, — мне стало ясно, что разговоры нашего руководства о “фашистской авантюре” и о “контрреволюционном путче” были чистой воды отговорками. Бели бы руководство СЕПГ вовремя рассказало партийным активистам на предприятиях о запланированном новом курсе и пошло на открытый разговор с недовольными рабочими, то, возможно, удалось бы избежать эскалации протеста, начавшегося 17 июня.
В качестве руководителя внешнеполитической разведки я получил задание выяснить, в какой степени Запад мог быть замешан в организации волнений. Насколько хорошо все мы знали, что причины событий надо искать дома, настолько же невозможно было проглядеть, что волнения по мере сил раздувались из Западного Берлина, что оттуда в Восточный Берлин прибывали агенты-провокаторы, чтобы подогревать страсти. Было, что называется, легче легкого составить на основе информации моей службы, выступлений западногерманских и американских политиков в печати, а также заявлений таких воинствующих участников холодной войны, как “Группа борьбы против бесчеловечности” или “Следственный комитет свободных юристов”, материал, из которого явствовало, что существовали планы ликвидации ГДР. Этот материал был нужен нашему политическому руководству, чтобы свалить ответственность за события 17 июня на внешнего противника.
Таким образом, недостатка в материалах не было. Например, директор ЦРУ Аллен Даллес и его сестра Элеонора, курировавшая в Госдепартаменте США германские дела, находились в Берлине в течение недели, предшествовавшей 17 июня. Должно же было это иметь какую-то причину! В печати ГДР даже зашла речь, как о чем-то само собой разумеющемся, о “дне Икс”, дне, когда Запад должен был захватить власть в ГДР. На пророчествах насчет этого дня специализировались, собственно говоря, западногерманские бульварные газеты, но ведь сам факт рассуждений на эту тему доказывал наличие иностранного заговора против нас. И даже приглашение совершить поездку на пароходе, которое активисты западноберлинских профсоюзов направили своим близким и друзьям в Восточном Берлине накануне 17 июня, тотчас же было возведено Ульбрихтом в ранг сигнала к началу волнений.
После событий 17 июня Ульбрихту и его группировке пришлось хвататься за любую соломинку, отстаивая свои порядком пошатнувшиеся позиции. Москва потребовала реформ. Правительству ГДР пришлось призвать Советскую Армию на помощь против своего народа, а в политбюро у Ульбрихта не было большинства. Его поддерживали только председатель комиссии партийного контроля Герман Матери и молодой протеже Ульбрихта Эрих Хонеккер. Все же остальные выступали за то, что в наиболее жесткой форме выразил Аккерман, — за уход Ульбрихта с поста генерального секретаря.