– Бей их! – кричал Илейка, заглушая в себе естественную боязнь близкой драки, тут же споткнулся обо что-то твердое и кувыркнулся через голову несколько раз, больно ударившись спиной то ли о камень, то ли о корягу. Вскочив, увидел впереди атамана. С пистолем и саблей, Гурий Чубук широкими скачками мчался к двум солдатским кострам. Размахивая над головой тяжелым кистенем, Илейку обогнал Панкрат Лысая Голова.

Солдаты побросали миски с кашей, вскочили, не сразу сообразив, что происходит. От темного берега по ним почти в упор ударили ружейные и пистольные выстрелы, человек пять или шесть упали, не успев схватить ружья или вынуть палаши для рукопашного боя с нежданным противником. Не дав солдатам времени опомниться, ватажники навалились всей массой, завязалась отчаянная, с хряском и руганью рукопашная драка, которая быстро переместилась от костров к шатким сходням.

Косоглазый Игнат, прорываясь к левому трапу, грубо оттолкнул Илейку:

– Не путайся под ногами – зашибут!

Илейка не устоял от толчка, плюхнулся в воду, едва успев поднять руку с пистолем, чтобы не замочить порох. Ватажники ворвались на барку и добивали уцелевших охранников. И тут с громким плеском вниз спрыгнули трое. Двое кинулись вплавь к противоположному берегу, третий вскинул ружье, прицеливаясь в Гурия. Атаман склонился над бортом, всматривался во тьму, куда сиганули бежавшие. Еще миг…

Илейка не раздумывая поднял руку с пистолем и нажал на курок. Грохнул выстрел, руку отбросило назад так, что пистоль едва не ударил Илейку по лицу.

– Куда делись бежавшие? – крикнул Чубук. Илейка, потрясенный случившимся, не мог ничего сказать. Он продолжал смотреть на то место, где только что осел в воду солдат, словно надеялся, что тот встанет, отфыркается, утрет усатое лицо мокрыми ладонями…

И закричал вдруг, когда противная тошнота подступила к горлу, перехватывая дыхание. Закричал от ужаса совершенного им убийства. Вскочил и как безумный глянул на Иртыш, туда, где скрылись еще двое, втайне надеясь, что увидит-таки уплывающих троих… В смертельно-желтом свете луны река, казалось, тоже вздрагивала, и по ее широкой груди шла крупная нервная дрожь.

Мимо Илейки вниз по течению, во тьму ночи, побежал атаманов помощник Игнат. Несколько раз звякнул о камни низко опущенный приклад ружья, и вскоре Игнат пропал, стал невидим.

Шатаясь, будто в угаре, Илейка выбрался из воды и тяжело сел на мокрый песок, стиснул голову ладонями, чтобы не видеть побоища на корме барки и не слышать, как последний сгусток человеческой боли и отчаяния запоздалым криком ударился о берег и потонул в холодной глубине звездного неба.

С барки громка позвали отца Киприана. Монах с трудом поднял Илейку с песка и пошел на зов. Панкрат Лысая Голова посветил факелом, и отец Киприан по сходням, чутко отзывавшимся на каждый шаг, поднялся на палубу. Здесь его встретил возбужденный атаман. Теплый кафтан Гурия был изорван, на плече торчал белый клок ваты. Всегда подвижные, живые глаза Чубука теперь, в свете факелов, и вовсе походили на два раскаленных угля.

– Лечи, отец Киприан, а тебе посветят, – только и успел выговорить атаман. Потом быстро отвернулся от монаха и послал троих ватажников осмотреть трюмы, распорядился привести с берега гребцов.