Данте фыркнул, окидывая взглядом ее деловой костюм:

– Тогда ты еще не одевалась как сотрудница похоронного бюро.

Карина провела рукой по шали, вспоминая шифоновое платье. Оно было невесомым. И очень легко снималось…

Нет, пора выбрать что-нибудь более безопасное.

– Мне нравится шаль. Спасибо. – По ее плечам пробежала невольная дрожь, когда руки Данте коснулись ее шеи. А он всего лишь поднял шаль выше, чтобы она защищала ее от ветра.

Затем его в очередной раз окружили люди.

– Ты сложный человек, – заметила Карина, когда он дал последний автограф.

Данте нахмурился:

– Сложный потому, что общаюсь с людьми?

– Ты не жалеешь на них времени. Когда ты с командой, о тебе складывается иное впечатление.

– Ах, с командой. – В его черных глазах вспыхнули веселые искорки. – Мрачные и неприступные дикари. – Он рассмеялся. – Думаешь, мы привлекали бы к себе столько внимания, если бы ребята, ответственные за наш имидж, преподносили нас как чисто выбритых, добропорядочных, степенных джентльменов?

Карина невольно рассмеялась:

– А что в этом страшного?

Они смотрели друг на друга – возможно, дольше, чем следовало, а затем Данте посерьезнел.

– Эти люди – моя аудитория, Карина. Конечно, я их уважаю и всегда выкраиваю для них время. Без них я мало что значу.

– Ты что-нибудь значил бы даже без них, – пробормотала она.

Карина вспомнила о тех годах, что они жили в разлуке, и о стремительном росте славы и состояния Данте, детство которого нельзя было назвать идеальным. Его отец разбазарил семейное состояние. Данте обеднел, но не утратил гордость. Бедный, но гордый и решительный, поправила себя Карина. Он был ни на кого не похож, как утверждала молва. Данте был прирожденным наездником, а при такой внешности его засыпали предложениями стать лицом то одного бренда, то другого. Уже многие годы у него не возникала нужда в покупке машины или часов, не считая мелких преимуществ. Он стал необыкновенно богатым человеком. Если бы отец мог видеть его сейчас…

Старший Баракка был холодным эгоистичным мужчиной, про которого наверняка можно было сказать только одно: он вечно был недоволен сыном. Его не интересовало, что мир думает по поводу талантов Данте. Он предпочитал распространяться о собственных подвигах.

– Снова витаешь в облаках? – предположил Данте, бросая на нее внимательный взгляд.

– Я думала о твоем отце.

Его лицо мгновенно стало замкнутым, а потом, к ее удивлению, он признался:

– Мой отец был несчастным человеком, зацикленным на прошлом.

«Который постоянно пытался принизить тебя», – закончила за него Карина, когда Данте умолк. Она не могла заставить себя проявить снисхождение к человеку, который ненавидел собственного сына.

Когда они сидели в машине, Данте спросил:

– Что-то не так?

– Я думала о том, как разместить тысячи людей на твоем ранчо.

– Не тревожься, – отмахнулся он. – Ранчо достаточно велико. И у меня есть средства, чтобы подарить им незабываемый праздник.

Конечно, богатство Данте не вызывало у нее сомнений. Но заполнят ли доходы даже от очень выгодных контрактов бездонную яму?

– Надеюсь, теперь ты готова мне открыться? – продолжал настаивать он. – Нам многие годы не выпадал шанс поговорить. Я хочу знать, что заряжает тебя энергией сейчас, Карина.