— Если не под тремя крестами, добуду, Александр Иванович.

— Узнай, пожалуйста, где находится Андрей Глотов, бомбардир, осужденный в восемьдесят втором году на двенадцать лет.

— Будет сделано, — Махов старательно записал фамилию и даты.

— А в подмосковном Калининграде у тебя случаем знакомых нет?

— Найдутся.

— Тогда вот что. Наведи справки у них о деятеле по кличке «Паленый». Личность заметная, они его наверняка знают — у него сильно обожжено лицо.

— Все? — с надеждой спросил Махов.

— Все. Может, чайку попьем после трудов праведных?

— Нет, Александр Иванович, теперь я пойду. Дел у меня теперь — невпроворот.

Капитан милиции Махов убыл, и тут же явился кинорежиссер Казарян.

— Головка бо-бо? — осведомился Смирнов.

— Бо-бо, — признался Казарян.

— Опохмелить?

— Не похмеляюсь. Чайку покрепче сообрази.

Казарян, обильно потея, выдул три чашки и, платочком промокнув взмокшее, с легким багровым отливом свое лицо, сообщил без предисловий:

— Денис твой — шестерка у Мини Мосина.

— Вот бы не подумал! Так это коренным образом меняет дело! Кстати, а кто такой этот Миня Мосин?

— Ты иронию оставь. Ирония — не лучший способ общения с больным человеком.

— Я ж тебя хотел полечить, но ты отказался. Так кто такой этот Миня Мосин?

— Миня Мосин — юрисконсульт Министерства культуры. И вполне официальный советский миллионер.

— Это каким же образом?

— Самым простым. Все гениальное — просто. Сразу же после войны он стал собирать живопись начала века и двадцатых годов. За бесценок приобрел. А теперь представляешь, сколько это стоит? Да ты должен его помнить! Он у меня в пятьдесят третьем году очень приличного Лентулова выманил.

— Выманил за эскиз Добужинского, который у тебя в коридоре висит. Вспомнил я твоего Миню.

— Ну, и память у тебя, начальник! Как помойная яма.

— Дело давай, армянин.

— Не груби. Договорился я по телефону с Миней. Сегодня вечером встречаемся в Доме кино. Порасспрошаю его по твоему вопроснику, посоветуюсь с ним, как лучше к Денису подойти.

— Так он тебе и посоветует!

— Посоветует. Он вокруг моего Филонова давно кругами ходит. У него петербуржцев мало.

— А ты Филонова отдашь?

— Отдам. За услуги и еще за что-нибудь.

— Напился? — Смирнов встал из-за стола. — Пойдем в кабинет, там удобнее. Нам с тобой поразмышлять вслух надобно.

— Совещание у меня в кабинете! — очень похоже передразнил его Казарян. — Совещание у меня в кабинете! Сколько раз слышал я в МУРе от тебя эту фразу. Но отобрали там у тебя кабинет, и совещания теперь приходится проводить в Алькином.

— Нет в тебе, Рома, благородства, — понял все про Казаряна Смирнов, усаживаясь за письменный стол. — И душевной тонкости не хватает. Начнем, благословясь?

— Излагай, — томно предложил расползшийся по креслу Казарян.

— Сегодня утром меня навестил капитан милиции Махов, с которым мы в довершение всего лазали по крышам. Если меня всерьез рассматривают на просвет, то безусловно и визит Махова, и путешествие по крыше не остались незамеченными. Следовательно, им известно, что я поддерживаю связь с милицией. Заковыка номер один: считают ли они, что я поведал капитану милиции о ночной своей встрече с бомбардиром Андреем Глотовым? Если они так считают, то на ликвидацию мою пойти остерегутся. Если же не считают, то все остается статус-кво. Думай, Рома.