— Сашенька, я пойду одна, что ты будешь тащиться со мной? Еще не так поздно. Дойду, не в первый раз. У нас и улица спокойная, фонари все горят…
— А знаешь, я тебе деньги на такси дам, — обрадовался Саша. — Ты только не садись к кому попало. Если не понравится, так и скажи: «Что-то вы мне не нравитесь!»
— Хорошо, — засмеялась Катя и, поцеловав Сашу, пообещала:
— Буду скучать!
— Смотри, не обмани! — погрозил он ей пальцем, улыбаясь. Этот прощальный диалог вошел у них в традицию и обоим очень нравился.
На улице такси удалось поймать почти сразу, и, поторговавшись с водителем, Кате даже удалось сэкономить из Сашиных денег 20 рублей на завтрашние пирожки. Сидя на заднем сиденье, Катя с нежностью вспоминала объятия любимого, перебирала в памяти все те ласковые слова, которые он ей сегодня наговорил… Потом мысли перескочили на младших братьев, надо будет проверить уроки, если они еще не спят. А то она маме что-то последнее время совсем не помогает, все некогда. Мама, правда, и не жалуется, пребывая в состоянии неземной любви: сейчас она видит только своего Юру. Разбросанные вещи сыновей, немытая посуда и затоптанные полы настолько чужды ее романтической натуре, что всего этого безобразия для нее как бы и не существует. А Юре — новому мужу мамы — и вовсе по фигу бытовые мелочи… Он ходит с задумчивым видом по квартире в здоровых туристических ботинках на босую ногу, не зашнуровывая их — так быстрее снимать и обувать. У Юры козлиная бородка острым клинышком, расстегнутая до пупка клетчатая рубаха, парусиновые брюки с многочисленными дырочками, прожженными у туристических костров… «Вот такой красавец наш новый папа», — думает неунывающая Катя, поскольку она уважает мамин выбор. Последние лет семь у них не было никакого папы, как-то скучновато они жили, зато сейчас отрываются по полной программе. По утрам ходят на цыпочках — папа в соседней комнате медитирует на своем коврике. Зато каждый божий вечер у них праздник: в их небольшую квартирку набивается человек по двадцать Юриных друзей, которые вслед за ним прибились к его новому дому. Юра берет гитару в руки — это второй и последний предмет его приданого, так сказать, его вклад в общее хозяйство — и играет, приводя в неописуемый восторг братьев Кати. Они скачут на головах, подпевают в три голоса Юриному бархатному баритону и даже иногда попадают в тон. Катя, как музыкант, очень это ценит. Когда Юра запел первый раз, Катя сказала маме:
— Теперь я поняла, за что ты полюбила этого туриста.
Мамуля счастлива — и слава богу. Ну, кормила пятерых, прокормит и шестого. Юра ел мало и, когда на стол подавалась картошка в мундире, расцветал от счастья. Одевать его и вовсе не надо. В чем пришел — в том и ходит. Никаких с ним хлопот. На мальчишек тоже никак не реагирует. И в этом есть свой плюс — если бы реагировал, сбежал бы на второй день. Как некогда сбежал их папаня. И полный дом народу по вечерам не раздражал Катю. У нее был собственный чуланчик, где она спала на узенькой кроватке, подогнув ноги. Над изголовьем висела лампа, так что и читать можно было, не вставая с кровати. А напротив кровати откидная доска, которая служила столиком, если возникала необходимость. В остальное время в поднятом состоянии она совсем не мешала. Так что Катя вполне была довольна жизнью. А заполучив Сашу, поняла, что жизнь — это праздник, который всегда с тобой… И хотя эту замечательную фразу она придумала не сама, а вычитала у Хемингуэя, в конце концов привыкла к ней как к родной. Потому что Саша был ее собственным праздником. А жизни без Саши она уже себе не представляла…