— Да-да, заходите.
И когда постучали во второй раз, вспомнил, что сам заперся изнутри. Майлис открыл дверь, чувствуя только теперь, как устала спина.
Зашел Турецкий, с ним Гоголев.
— Мы вам перекусить принесли. — Турецкий извлек из пакета и разложил перед Григорием несколько пластиковых тарелочек с разной закуской, Гоголев поставил на стол стакан горячего чая. — Закуска из ближайшего кафе, вполне съедобная, а чай местного производства.
— Приятно вкушать столь изысканную пищу из рук таких высоких чинов, к тому же сразу двух! — улыбнулся Майлис. — Для меня это честь.
— Не будем мешать, — обласканные высокие чины уважительно взглянули на разложенные записи Григория и вышли, плотно закрыв за собой дверь.
Майлис сидел до вечера, пока в дверь опять не постучали. Турецкий на сей раз зашел один и с надеждой взглянул на Григория:
— Ну что? Как продвигаются дела?
— Кое-что я мог бы вам сказать уже сейчас. Но потерпите, пожалуйста, до завтра. Я сейчас поеду домой, отдохну по дороге, а дома посижу уже над своими записями и сделаю окончательные выводы. Но папки мне еще понадобятся. Да, и хорошо, если бы мне удалось поработать в этом же кабинете. Зарезервируйте мне его на завтра, пожалуйста! Здесь отлично мыслится.
— С превеликим удовольствием! — Турецкий с надеждой смотрел на Майлиса и готов был выполнить любой его каприз. — Григорий Вадимович, машина ждет у подъезда. Гоголев распорядился. Водитель довезет вас до дома.
— А, боитесь, что я в переполненном транспорте отвлекусь от своей задачи и растеряю важные идеи!
Ну ладно, раз вы мне создаете такие тепличные условия, в машине тоже продолжу мыслительный процесс, — пообещал Майлис, собирая свои записи в старенький дипломат. Турецкий тотчас подумал, что если дело пойдет успешно, нужно будет подсказать Гоголеву, чтобы тот вытребовал у начальства для Майлиса награду — новый дипломат. Негоже такому достойному человеку ходить с несолидным чемоданом.
Дома Григория встретила жена и по его озабоченному и сосредоточенному виду поняла, что мысли его витают далеко и отвлекать его не следует. За двадцать лет супружеской жизни она хорошо изучила своего мужа и стала ему настоящей боевой подругой. Вера Георгиевна приняла его рассеянный поцелуй, подала легкий ужин и ушла в свою комнату, чтобы не отвлекать каким-нибудь случайным разговором. Хотя, признаться, очень хотелось рассказать мужу последние новости. Все-таки целый день не виделись. И чтобы не поддаться соблазну нарушить раз и навсегда заведенный порядок — не отрывать мужа в момент его раздумий, лучше удалиться в другую комнату и заняться своми делами. А их всегда было предостаточно. Как у всякой работающей женщины, у нее постоянно находились какие-то недоделанные домашние дела.
Григорий Вадимович просидел за письменным столом до глубокой ночи. Составляя психологический портрет, он пришел к выводу, что убийца не вписывается в общепринятые рамки определения сексуального маньяка, его пограничное поведение затрудняет установить с точностью, каков он есть на самом деле.
Но из прочитанных материалов, предоставленных Турецким, Майлис понял, под кого тот копает. И уже готов был с ним согласиться. Он свел в единую характеристику все те детали, которые извлек из каждого эпизода по убийствам девушек, но перечитывать не стал. Утром, на свежую голову, вся проделанная работа уляжется в целостную схему, и тогда уже можно будет сделать окончательные выводы. Майлис снял очки, по форме напоминающие пенсне, благодаря чему он был похож на классического профессора, потер уставшие глаза, потом запустил пальцы в густую и, в основном, еще черную бородку и стал ее машинально расчесывать. Была у него такая привычка, когда он в чем-то сомневался. Его прищуренные карие глаза рассеянно смотрели в пространство — он пытался представить себе образ человека, готового вновь и вновь совершать поступки, которые у нормального человека вызвали бы ужас и протест. Образ этого человека стал смутно вырисовываться, обретая очертания вполне конкретной фигуры, и Майлис понял, что пора ложиться спать. День был очень напряженным. И если ему уже начал мерещиться созданный им образ, надо немедленно все выбросить из головы и попытаться уснуть. У него был замечательный способ, действующий как снотворное. На тумбочке с его стороны двухспальной кровати всегда лежала тоненькая книга в картонном переплете 1912 года издания: «К чему должно стремиться литовское дворянство». Он уже несколько лет, с тех пор как обнаружил эту книгу в дедушкиной библиотеке, пытался выяснить, к чему же все-таки стремилось это дворянство почти век назад. Но засыпал на пятой странице. Жену тоже интересовал этот вопрос, но она ждала, когда ее начитанный муж откроет ей тайну. Несколько раз она сама пыталась решить эту крайне важную для нее задачу, поскольку все ее подруги досаждали расспросами, вертя в руках старенькую, по виду много раз перечитанную книжицу. Но она засыпала на третьей странице. Потеряв надежду одолеть семейную реликвию, она на ночь читала что-нибудь веселенькое и иногда смеялась во сне. Характер у нее был золотой. Григорий осторожно, чтобы не разбудить, прилег рядом с женой, услышал сонное хихиканье и растроганно поцеловал ее в висок. Вскоре он уже тихо посапывал, прижимая заветную книгу к груди.