— О, Генри, и вы ему верите?!

— Почему нет? Ведь Адель с ним. И родители Фернана его не оставят.

— Джизус факинг Крайст! — безбожно выругался писатель. — Генри, попробуйте завязать себе глаза и прожить с завязанными глазами хотя бы день.

— Он прекрасно ориентируется, Эдвард! Мы обедали, он отлично пользовался вилкой. Правда, Адель нарезала ему стейк, но даже вино он наливал себе сам, и пролил только один раз.

— Что будет делать Фернан, когда Адель уйдет от него? У современных девушек есть энтузиазм, но на сколько-нибудь длительное самопожертвование они не способны, дорогой Генри. Разумеется, папа найдет ему бонну, но медсестра — это не Адель…

— Нет, Эдвард, я с вами не согласен. Адель — верная девушка…

Генрих такой противоестественный оптимист, что даже тошно. Через некоторое время писатель из любопытства напросился на обед, на котором присутствовали Фернан и Адель. «Счастливый» слепой, бывший вначале действительно оживленным и остривший по поводу своей слепоты, тем не менее опрокинул бутылку вина и был этим раздосадован. Пойдя в туалет (Адель спокойно осталась сидеть за столом), слепой заблудился. Выловленный из туалета, вернувшись к столу, он попытался потушить окурок о руку соседки и в конце концов, выпив бутылку вина, уснул на стуле, вытянув ноги вперед… О нет, писатель не напомнил Фернану о белом порошке и не спросил о причине, побудившей его подсунуть стакан с порошком пьяному писателю. Глядя на поникшего носом Фернана (пулевой шрам вдавил ему висок, из кармашка красивого темного костюма кровавой соплей свисал красный платок), Лимонов подумал, что Фернан получил сполна. И не в отместку за писательскую голову, также поврежденную в области висков (вряд ли Высшие Силы вмешиваются в человеческие распри), но за слишком долгое и наглое прыганье подле синего кипящего огня. За отсутствие уважения к столь серьезным вещам, как жизнь, как невидимое сплетение воль, энергий и нервных сил мира. За пренебрежение. За то, что дразнил дьявола.

И сам писатель, не получил ли он в буквальном смысле «по мозгам» (Фернан был использован как приспособление) за больного звереныша с глазами-бусинами, утопленного под окнами Бодлера? Кто знает, может быть, Высшим Силам (Богу ли, Богам, или самому Большому компьютеру, не важно) дороже был этот обосранный зверек, чем и Фернан, и писатель Эдвард, и обе Америки с Европой и Азией. Может быть, Высшие Силы спрятали в него самую основную истину — информацию. Мысль о том, что в ночь с 18-го на 19-е февраля Генрих, Фернан, высокий камьон и компания были брошены на него разъяренными Высшими Силами, иногда появляется у материалиста-писателя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Здание их союза (если использовать ряд сравнений из области архитектуры) шаталось, качалось, по нему ползли трещины, как по камину на ферме Генриха, но еще не падало. Каждому строению положен свой срок падения…

Он лежал на втором этаже фермы, закутавшись в одеяло, а они там, внизу, запели. Ему хотелось, чтобы Наташка пришла и сидела бы здесь с ним, и они бы мирились, но внизу захохотали и вдруг запели еще громче. К сальному голосу Генриха присоединился похабный голос Наташки: