Впрочем, даже несмотря на осознание своей вины, Константин Николаевич смотрел обиженно и выглядел надутым. Хотя, конечно, не перечил, ибо отлично понимал, что получил этот удар за дело.
ГЛАВА 2
Когда участники заседания Государственного совета наконец разошлись, Великий князь подошел к Императору, все еще просматривающему какие-то бумаги, и посмотрел на него. Ему хотелось что-то сказать, но слова никак не подбирались. Саша мельком взглянул на дядю, вежливо кивнул секретарю на бумаги, встал и приглашающим жестом указал Константину Николаевичу на балкон. И они вышли молча, прикрыв за собой двери.
На улице был легкий мороз, но что Константину, что Александру он казался всего лишь свежестью после душного зала со спекшимся от долгого заседания воздухом.
Великий князь оперся о поручень балкона и молча стал наблюдать за тем, как внизу, во дворе идет суета слуг, подготавливающих экипажи к отъезду. Саша также подошел к балюстраде, глянул туда, ухмыльнулся, повернулся и, опершись на него поясницей, начал разговор:
— Дядя, вы, как я вижу, обижены.
— Что вы, нет, совсем нет, скорее удивлен. Мне казалось, что вы меня простили. Все так неожиданно, — слегка пожал плечами Великий князь.
— Дело не в прощении и не в обиде. Дело в нас с вами, в нашей крови. — Константин Николаевич недоумевающе посмотрел на племянника. — Как бы это лучше объяснить? Хм.
— Вы боитесь того, что я ваши слова кому-то передам? Можете говорить открыто, мне уже ничего не остается, как всецело отдать себя служению Отечеству, дабы обеспечить своих детей и внуков достойной жизнью. — Константин Николаевич усмехнулся. — Иного вы мне и не оставили.
— Но ведь они и сейчас не бедствуют, — слегка настороженно спросил Саша.
— Вот именно, сейчас. Не знаю, что вы задумали, но я вас боюсь. Знаете, иногда мне кажется, будто вы ненавидите всю нашу фамилию.
— Об этом я и хотел поговорить. Вы правы, я очень негативно отношусь к Романовым, и на то есть причины. — Константин встал вполоборота и со всем вниманием приготовился слушать племянника. — Вы ведь уже понимаете, что тогда на мое десятилетие произошло нечто необычное. Что-то, из-за чего я разительно изменился и стремительно повзрослел.
— Да, об этом говорят многие, но в большинстве случаев это только досужие разговоры и сплетни. А что там на самом деле произошло?
— Долго рассказывать, и непросто это все для понимания. В упрощенной форме можете считать некой формой Божьего благословления.
— То есть сплетни не так уж и сильно лгут?
— Дело в том, что тогда я получил некоторые знания, в форме озарения. Именно они мне и позволили сделать все то, что я уже сделал. Или вы думаете, я гений? — Александр улыбнулся. — Я хочу вам объяснить причину моей нелюбви к Романовым. Да и не только к ним, а к любым старым дворянским родам. Ключевое слово — близкородственные браки. Желание удержать влияние внутри семьи привело к тому, что большая часть «голубых кровей» Европы брала в жены своих двоюродных и троюродных сестер. В итоге мы получили массовое вырождение и большое количество самых гадких болезней. Например, вы знаете, что у британской королевы Виктории половина девочек разносят заразу гемофилии? — Константин Николаевич слегка удивился. — А родственный ей Ганноверский дом обладает огромным букетом наследственных заболеваний, например, таких, которые приводят к слепоте и помутнению рассудка. Из-за близкородственных связей, дорогой дядя, произошло вырождение рода Романовых. Многие из нас стали либо глупы, либо больны, либо в букете объединяя и то, и то. Вспомните, кто последний из числа Романовых занимался хотя бы инженерным делом? Правильно — Петр Великий. Даже его внук Петр II через брак с загнившим домом Брауншвейга оказался дурачком. Или взять моего старшего брата Николая — человек с умом выше среднего, но обладал таким слабым здоровьем, что одному Богу известно, как он дожил до совершеннолетнего возраста. Я — божьим провидением исключение из правил. Нужно лечить наш род. Срочно вливая в него наиболее здоровую кровь. Привлекая в постель не родовитых дам, а здоровых, а еще лучше и здоровых, и обладающих какими бы то ни было талантами. Вы понимаете, о чем я говорю?