Один из охранников распахнул заднюю дверь лимузина. Макс сел в машину и увидел совсем рядом с собой человека, которого прошлый раз лицезрел на экране телевизора командующим парадом на Красной площади.

Тукай был мрачен. Тяжелая складка, подымающаяся от самых бровей, пересекала его высокий лоб, губы были плотно сжаты, а тяжелый квадратный подбородок непрерывно двигался, словно министр жевал жвачку.

— Здравствуйте. Алексей Маратович. — Макс решился первым нарушить затянувшееся молчание.

— В Исландии вы встречались со Шлеменко, — пренебрег хорошими манерами министр, — и получили от него некоторые документы. Что это?

— С чего вы взяли, что я встречался…

— А с кем вы там встречались, с троллями? — Лицо Тукая стало еще более насупленным. — Там больше никого нет. От сопровождения вы ушли, но Исландия слишком маленькая страна и не составило большого труда сопоставить ваш внезапный вояж и нахождение яхты Шлеменко поблизости от Исландского берега. Вам не стоит считать себя слишком умным и слишком глупыми меня и моих людей. Я внятно излагаю?

— Предельно. — Макс почувствовал, что во рту у него пересохло.

— Тогда повторяю вопрос: что это за материалы? Я хотел бы с ними ознакомиться.

— К сожалению, это невозможно. — Макс выдержал тяжелый взгляд министра, и неожиданно от этого ему стало легче. — Носителя как такового у меня нет. Информация находится в Сети. Но доступ к ней есть только с определенного HIP-адреса, который закреплен за редакцией медиахолдинга. Вы будете брать редакцию штурмом?

Тукай промолчал, но его зло блеснувшие глаза говорили о том, что идея штурма ему очень близка, однако в нынешней ситуации невыполнима.

— Это африканское досье? — наконец спросил министр.

Макс кивнул.

— Я так и думал, — Тукай криво усмехнулся, — больше ничего не могло и быть. Этот материал не должен быть опубликован. Уясните себе это прямо сейчас. Потом будет поздно. Сейчас у нас с Фроловым идет предвыборная борьба. Если пойдет в ход этот материал, это будет уже война. И вы в ней будете первой жертвой.

Макс понимал, что угроза, озвученная Тукаем, вовсе не иносказательный оборот речи, и что он, словно выскочившая вперед пешка, будет мгновенно сметен с поля ответным ходом противника.

— Но вы же понимаете, если я откажусь сегодня, завтра это сделает кто-то другой. В конце концов, это может сделать сам Шлеменко и даже сам Фролов.

— Шлеменко не сделает, — неожиданно усмехнулся министр, — с ним связались, и он уже понял, что влез туда, куда ему соваться не стоило. Вы должны уничтожить материал. На все вам сутки. Запомните, Максим, — Тукай впервые назвал Подгорного по имени, — эту войну вы не переживете. Вы же знаете, как легко люди умирают?

— Я знаю, — Макс почувствовал нарастающую злобу, — я могу идти?

— Идите. — Тукай отвернулся и больше на Подгорного не смотрел.

Как только Макс открыл дверь лимузина, помощник министра наклонился ему навстречу, уточнил у Тукая: «Отпускать?» — и, услышав короткое: «Да», махнул рукой лейтенанту. Тот все так же неторопливо подошел к «мерседесу» и вернул водителю все три комплекта документов.