После душа было долгое неторопливое бритье, не мешавшее ему тихо плавиться в приятных воспоминаниях про первую встречу и знакомство с Анастасией Юрьевной.

Ну что? Пора будить девушку Анастасию и приступать уже к плану всестороннего ухаживания.

Она выключила фен и услышала настойчивый и серьезный такой стук в дверь – колотить пока еще не колотили, но стучали явно тревожно.

– Что? – распахнув дверь, торопливо спросила Настасья.

И осеклась, обнаружив на пороге господина Вольского, и уставилась на него, едва не открыв рот.

За ночь он как-то сильно преобразился, конечно, не до ипостаси прекрасного принца из «Щелкунчика», но довольно близко к столь серьезному уровню трансформации.

– Это вы? – ошарашенно спросила Настена.

– Это я, – уверил он на полном серьезе. – Так сказать, улучшенной модификации. Сон, отдых, душ и бритье иногда творят чудеса с мужчинами.

Ну-у-у, если честно, то окончательно и кардинально улучшить внешность Максима Романовича можно было бы, пожалуй, только посредством тотальной пластической хирургии или родив заново. Но в общем и целом выглядел он определенно намного лучше прежнего.

По крайней мере назвать его лицо откровенно бандитской рожей уже решительно было невозможно, правда и причислить к писаным красавцам никак не получалось – все же криминальный налет в несколько суровых чертах лица определенно просматривался, потому как никаким душем и бритьем убрать с лица такие детали, как борцовские уши, перебитый нос и шрам на брови при всем желании не получилось бы. Хотя сейчас, надо признать, все эти детали в совокупности добавляли его внешности скорее благородство пожившего мужчины с намеком на бурное прошлое.

Эдакий браток на пенсии с почти добрыми глазами.

– А что вы не открывали? – с намеком на легкое возмущение поинтересовался Максим Романович. – Я тарабаню уже минут пять.

– Я сушила волосы феном, – объяснила Настя и спросила: – А что, я как-то обязана открывать всем, кто стучит?

– Не обязаны, конечно, но мне лучше открывать, чтобы я не нервничал, – как нечто само собой разумеющееся заявил господин Вольский.

– Да чего вам нервничать? – слегка возмутилась Настя.

– Идемте завтракать, – не ответил он на ее вопрос.

– Завтракать можно и одному, как и обедать, и ужинать, совершенно не обязательно для этого тарабанить в дверь к соседям, – напомнила Настя.

– Можно, – кивнул он. – Но я предпочту делать это в компании красивой девушки.

– Тогда вам точно не ко мне, – заверила его Настасья, улыбаясь, словно выиграла в лотерею, всученную почти насильно в булочной на сдачу.

– Насть, – обратился он примирительным тоном, – давайте так, чтобы между нами не возникало недопонимания с самого начала: я собираюсь всячески за вами ухаживать и оказывать всевозможное внимание. Вы мне очень нравитесь, и я нахожу вас по-настоящему красивой и привлекательной девушкой, – и попросил, изобразив несчастное лицо: – Пошли завтракать. Есть хочется зверски.

Подумав и несколько секунд посверлив его изучающим взглядом, она легко рассмеялась и согласилась:

– Идемте! Я только переоденусь.

В номер он проходить не стал, чтобы не мешать ей одеваться, потоптался в коридоре, а когда она выскочила из дверей номера, Вольский снова почувствовал, как замерло сердце, а где-то в солнечном сплетении разлилось тепло, и он застыл на несколько мгновений, очарованно разглядывая ее.