Дверь отворилась, и внутрь ступил давешний сотрудник. Полноватый, даже слегка рыхлый, с мимолетным интересом покосившийся на иностранцев.

— Ничего, Лука Степанович, — развел руками Суханов. — В смысле, по данным осведомителей и официальной сводки, имело место несколько драк, однако исключительно между своими. Американцы нигде не фигурируют.

Уже стало легче. Понятно, выяснить за короткое время, где успели побывать солдаты и с кем и куда они ушли, не представлялось возможным. Вдруг пропавшие уже объявились и теперь получают положенные наказания от сержанта?

— Спасибо, — кивнул Грэвс. — Чем-нибудь еще помочь можете?

— Это… Боюсь, пока пойдут расспросы, солдаты уже будут в расположении части, — скупо улыбнулся следователь. — Но если хотите…

— Не надо, — поднялся капитан.

Следователь встал вместе с ним.

— Пойду дойду до ближайшей лавки, — пояснил он. — Чай уже кончился.

Так они и вышли втроем — Грэвс, Николаев и переводчик.

Снаружи их встретил морозный воздух, особенно приятный после прокуренного насквозь кабинета. Солнце светило как-то особо радостно. Ни ветра, ни туч.

— Если что узнаете… — начал на ступеньках Грэвс.

Он не договорил. Николаев краем глаза отметил, как собеседник стал вдруг заваливаться, повернулся, хотел подхватить иностранца, однако тот уже кулем полетел вниз. Не как поскользнувшийся человек, а как безжизненная кукла. Ничего не понимающие спутники дружно шагнули к упавшему, и только тогда до них долетел звук далекого выстрела.

Помощь не требовалась. Пуля разворошила шубу как раз напротив сердца.

Зима уже давно успела миновать середину и теперь медленно двинулась к концу. По-прежнему стояли морозы, по утрам стекла красовались узорами, однако дни понемногу удлинялись, вечер наступал чуть позже, и весна обещала прийти в положенное время. В старые времена уже вовсю справлялась бы Масленица, но новые власти не одобряли религиозные праздники, и все если совершалось, то тихо, по домам. Все двояко. Официально существует свобода совести, но ведь совесть противоречит свободе, и потому старики объявлены ретроградами, а молодежь воспитывается в агрессивно-безбожном духе. В противном случае вдруг люди начнут задумываться, правильно ли все вокруг, а мысли — уже толчок к недовольству.

Снег давно утратил первоначальную белизну. На тротуарах и проезжей части он был грязен и утоптан ногами и колесами, по сторонам, в сугробах, покрыт серо-черными пятнами и пятнышками копоти от многочисленных труб. Дворники исчезли еще после давней революции, улицы практически не убирались, но, к счастью, небо смилостивилось, перестало разрождаться снегопадами.

Кротов шел и с интересом разглядывал давно не виданный город. Сколько же лет он не был в Первопрестольной? Какая разница! Впечатление было таким, будто прошлый визит произошел в какую-то иную эпоху. Фронт, очередное ранение, отпуск перед направлением на курсы… Действительно, ничего общего с нынешней жизнью. Разве что тогда тоже стояла зима — ее самое начало. Другая ситуация, другая власть, даже другая страна. Только город остался. Но впечатление…