– И что теперь станешь делать? – поинтересовался я и помотал головой, показывая, что уже наелся.

– Мы теперь со Степкой Телегиным молодежь в одну организацию собираем, – гордо сообщила Полина, доедая мой жиденький супчик. Хмыкнула: – А ведь вкусно, еще бы поела!

Мне стало жалко девчонку. Видно же, что голодная.

– Ты когда сама-то в последний раз ела?

– Так ведь некогда все. Мы со Степкой второй день по городу бегаем, а как минута свободная, я к тебе. Я ж даже не готовила эти дни, а в столовку надо было паек сдавать.

Я ухватил ладошку Полины, прижал к щеке.

– Дурочка маленькая.

Девушка смутилась, высвободила руку, чмокнула меня в лоб (потом не удержавшись, поцеловала в губы) и убежала создавать единую организацию молодежи. Что ж, по времени совпадает. Я уже говорил, что с памятью на даты у меня плохо, но двадцать девятое октября – день рождения комсомола я помню. Комсомольским функционером никогда не был, но постоянно куда-нибудь избирался – в комитет комсомола школы, факультета, воинской части.

Через пару дней, когда я совсем очухался, а рана перестала кровить, Полина подняла тарарам, заставила санитаров перестелить постель, поменять белье, а потом под ее руководством меня помыли. Вода была еле теплая, но мне было ужасно стыдно, что на меня смотрит девчонка, годившаяся в дочери. А эта маленькая э-э… мартышка только хихикала.

– Вовк, ты чё? Думаешь, я хозяйство у мужиков не видела? У меня батька после бани все время в одних подштанниках по дому хаживал. Мамка ему – мол, хватит перед девкой мудями трясти, дурак старый, а он ей – пусть мол, привыкает к мужской гордости! А мамка – у тебя там не гордость, а стыдоба!

Кроме Полины приходили ребята: знакомые и незнакомые. Принесли гостинчик – банку смородинового варенья, знают, что люблю, и ситный хлеб. Сказали, что Сашка Павлов отыскал в Яганове и своего дядю, и всех прочих, и обошелся с ними безо всякого трибунала. А еще у него сестренка погибла, но эта уже от разрыва снаряда. Передавали от него привет, потому что Сашка сильно болеет, и вообще никуда не ходит, даже на службу. Что у него за болезнь, не сказали, но по ухмылкам можно было и догадаться.

Потихонечку я начал поправляться. Так и пора уже, сколько можно? И так целая неделя коту под хвост. Меня пока не выписывали, но гулять разрешали. Полинка приходила все реже и реже, теперь ей приходилось мотаться уже не только по городу, но и по всей губернии. Как-то раз она просто заснула у меня на кровати, так устала.

В октябре началась партийная мобилизация. Пользуясь разрешением, пошел на вокзал попрощаться с ребятами.

Уходили многие из друзей и приятелей. Куда их распределят, никто не знал, точно, что определят в комиссары, кого поставят на батальон, а кого и на полк. Вон, Димку Панина лучше бы определили в какую-нибудь войсковую газету. Обнял Сашку Павлова, сказал ему какие-то приличествующие слова. Слава богу, что парень взял себя в руки, не спился и не застрелился. Сашка уже знал, что получит назначение в инспекцию артиллерии, но куда определят, представления не имел. В Москве скажут.