Том и Китти перестают танцевать. Том глядит на нее.

Дадли: Алле. Это Сансет 73–49? Могу я поговорить с Элси? Да. (Настойчиво, но с горечью.) Нет, это не Дадли Бостуик. Это Рождер Тенефранка из Монреаля, Канада. Я прихожусь Мисс Мандельшпигель другом детства. Мы вместе ходили в детский сад. (Прикрывает трубку рукой.) Черт побери. (В телефон.) Да, я подожду, спасибо.

Том: Я люблю тебя.

Китти: Хочешь подняться в мою комнату? (Том не может ответить.) У тебя есть два доллара?

Том: (в замешательстве качает головой) У меня есть пять, но я люблю тебя.

Китти: (смотрит на него) И ты хочешь потратить все пять?

Том обнимает ее. Они уходят. Джо наблюдает за ними. Снова склоняется над игрушкой.

Джо: Где этот грузчик из порта, МакКарти?

Ник: Еще явится.

Джо: И что он будет говорить в этот раз?

Ник: Будет трепаться, как обычно. Пойду, узнаю, кто выиграл в третьем забеге у Лорела.

Джо: Выиграл Драгоценный.

Ник: Это ты так думаешь. (Выходит).

Джо: (про себя) А лошадка по имени МакКарти побежит сегодня в шестом забеге.

Дадли: (в телефон) Алле. Алле, Элси? Элси? (Его голос, он весь слабеет) Боже мой. Она подошла к телефону. Элси, я в Баре Ника на Тихоокеанской. Ты должна прийти сюда и поговорить со мной. Алле. Алле, Элси? (Поражен.) Неужели она повесила трубку? Или получился отбой?

Он вешает трубку и подходит к бару.

Уэсли все еще играет на пианино. Харри танцует. Джо закрутил механизм большой механической игрушки и теперь наблюдает за ее движениями.

Возвращается Ник.

Ник: (смотрит на игрушку) Надо же. Механизм, что надо.

Джо: Сколько я выиграл?

Ник: Откуда ты знаешь, что ты выиграл?

Джо: Не будь кретином. Он же сказал Драгоценный выиграет на десять корпусов, так? Он же влюблен, так?

Ник: О'кей. Я не знаю как, но Драгоценный выиграл. Восемьдесят к десяти. Как тебе это удалось?

Джо: (рев) Вера. Вера. А на сколько он выиграл?

Ник: Опередил всех на голову. Да ты погляди на него в программке. Самая медленная, самая дешевая, самая паршивая кляча в забеге, и самый слабый жокей впридачу. Ну почему мне так не везет?

Джо: Сколько ты проиграл?

Ник: Пятьдесят центов.

Джо: Тебе вообще нельзя играть.

Ник: Почему это?

Джо: Ты вечно ставишь пятьдесят центов. У тебя веры не больше, чем у блохи, вот почему.

Харри: (орет) А как тебе это, Ник? (Весь приходит в движение).

Ник: (поворачивается и смотрит) Неплохо. Оставайся. Будешь напитки подавать. (Обращаясь к Уэсли) Эй, Уэсли. Ты сегодня вечером сможешь еще поиграть?

Уэсли: (оборачивается, но играть не прекращает) Не знаю, право, мистер Ник. Что-нибудь сыграю.

Ник: Хорошо. Ты тоже оставайся. (Заходит за стойку).

Теперь в баре воцаряется теплая, естественная атмосфера, эдакая американская безмятежность. Все люди доверчивы и добры, каждый занят тем, что ему по душе и что он хочет делать. Чувствуется глубокая американская наивность и доверие к поведению каждого. Никто ни с кем не соперничает. Никто никого не ненавидит. Каждый живет и не вмешивается в жизнь другого. Каждый по своему следует своей судьбе. Или по своему теряет свои иллюзии, или по своему страется не думать об этом. Несмотря на то, что все предельно серьезны, в сцене безошибочно чувствуются юмор, улыбка, единство души и тела, словно люди спасаются здесь от житейских стрессов, волнений, страхов и достигают более подходящего им состояния раскованности и благодушия. Каждый начинает чувствовать себя удобнее в собственной шкуре: Уэсли играет лучше, чем когда-либо. Харри скачет изящнее, чем когда-либо. Ник за стойкой надраивает стаканы. Джо улыбается, глядя на игрушку. Дадли, все еще озабоченный, и то, успокаивается и излучает меланхоличную устойчивость. Уилли счастлив у игрального автомата. Араб с головой ушел в воспоминания, а ему только того и надо.