Я верил ему тогда и хотел верить сейчас. Но чем больше я о нем узнавал, тем более длинную тень отбрасывал его образ. И тем сложнее мне становилось представить себе, что я когда-либо смогу с ним сравняться. Мне начинало казаться, что даже стремление к этому означает самое настоящее самоубийство. Когда я представлял себе попытки встать на тот путь, которым когда-то шел он, перед моим мысленным взором тут же возникал отец, мой бедный, доведенный до отчаяния отец. И прежде чем я успевал избавиться от мыслей о нем, мне приходил в голову вопрос — как великий человек может так ужасно поступить по отношению к тем, кто его любит.

Я начал дрожать.

— Ты замерз! — воскликнула Эмма. — Позволь, я закончу начатое.

Она взяла мою вторую руку и дыханием согрела ее по всей длине — это было нечто невообразимое. Затем Эмма обвила ею свою шею. Я поднял другую руку, соединив ее с первой, и она тоже обвила меня руками. Наши лбы соприкоснулись.

Эмма почти шепотом произнесла:

— Я надеюсь, что ты не жалеешь о своем выборе. Я так рада, что ты здесь, с нами. Я не знаю, что бы я делала, если бы ты ушел. Боюсь, что мне было бы очень плохо.

Я подумывал о том, чтобы вернуться. Какое-то мгновение я действительно пытался представить себе, как бы все было, если бы мне каким-то образом удалось вернуться домой.

Но у меня ничего не вышло. Я был не в силах этого представить.

— Я не смог бы уйти, — прошептал я.

— Когда мисс Сапсан снова превратится в человека, она сможет отправить тебя обратно. Если ты захочешь.

Я не имел в виду способы возвращения. Все, что я хотел сказать, это: Я не смог бы уйти от тебя.Но произнести эти слова было невозможно. Они отказывались срываться с моих губ. Поэтому я оставил их в себе и просто поцеловал ее.

На этот раз дыхание сбилось у Эммы. Ее ладони взлетели к моим щекам, но замерли на полдороге. От них волнами исходило тепло.

— Прикоснись ко мне, — попросил я.

— Я не хочу тебя обжечь, — отозвалась она.

Но внезапный вихрь искр в моей груди сказал: Мне все равно,и я взял ее пальцы и провел ими по своей щеке. Мы оба ахнули. Ее пальцы были горячими, но я не отстранился. Я боялся, что она больше не захочет ко мне прикасаться. А потом наши губы снова встретились, мы долго целовались, и ее необычайное тепло струилось по моему телу.

Мои глаза закрылись, и окружающий мир померк.

Если моему телу было холодно в ночном тумане, я этого не ощущал. Если море ревело в моих ушах, я его не слышал. Если камень, на котором я сидел, был острым и твердым, я этого не заметил. Все за пределами наших объятий утратило смысл.