Тони дотянулся до пульта и поднял себя повыше, чтобы сесть в кровати. Посмотрел на часы. Еще полчаса, и принесут ужин. Не то чтобы ему так уж хотелось есть, просто прием пищи вносил какое-то разнообразие. Он даже чуть было не пожалел, что мать не осталась с ним. Тони потряс головой. Он толком не знал, когда и как уместно будет взяться за это дело, сулящее большие мучения, однако четко понимал: не здесь, не сейчас.
Но и вечно ждать нельзя. Сегодня с ней познакомилась Кэрол, и скоро Кэрол наверняка задаст ему вопросы. Он не может просто отшить ее: Кэрол вправе рассчитывать на большее. Проблема в том, с чего начать. Из его детских воспоминаний не составишь связную историю. Они слишком фрагментарны: череда разрозненных происшествий, слабо связанных друг с другом. Не все из этих воспоминаний были плохими. Но в хороших мать не фигурировала. Тони прекрасно знал, что он не единственный человек с подобным тяжелым опытом. В конце концов, множество таких людей были его пациентами. Вот еще одна общая с безумцами сторона его прошлого.
Тони махнул рукой, словно чтобы отогнать муху, и взял пульт от телевизора. Пробежал все каналы, но ничто не привлекло его внимания. Надо было на что-то решаться, но его избавил от этого стук в дверь.
В палату бодро зашла женщина. Она напоминала растолстевшего сокола-сапсана. Блестящие каштановые волосы были гладко зачесаны со лба вверх; под идеальной формы бровями сверкали глубоко посаженные карие глаза, а между пухлыми щеками торчал ястребиный нос. Вид миссис Чакрабарти поднял Тони настроение куда сильнее, чем мог бы это сделать какой-нибудь телевизионный канал. Тут его ждали новости поинтереснее, чем на Би-би-си-24.
За ней тянулась свита из полудюжины прислужников в белых халатах, по виду слишком юных даже для старшеклассников-практикантов. Она профессионально-бегло улыбнулась Тони, бегло просматривая историю его болезни.
— Итак, — промолвила она, исподлобья глядя на него. — Как самочувствие?
Ее произношение скорее подошло бы представителю королевского семейства, чем жителю Брэдфилда. У Тони возникло ощущение, что ему следует обнажить голову.
— Чувство такое, словно вы заменили мне ногу свинцовой трубой, — заявил он.
— Боли нет?
Он покачал головой:
— Это морфий.
— Но вы не ощущаете никакой боли, после того как морфий начинает действовать?
— Нет. А что, должен?
Миссис Чакрабарти улыбнулась:
— Предпочтительно было бы избежать такого варианта. Завтра утром я собираюсь снять вас с морфия, чтобы посмотреть, сумеем ли мы справиться с болями какими-то иными средствами.
Тони почувствовал, как внутри у него все сжалось от страха.
— Вы уверены, что это хорошая идея?
Улыбка ее стала какой-то хищной.
— Точно так же, как вы уверены в тех советах, которые даете своим пациентам.
Тони усмехнулся:
— В таком случае давайте будем и дальше придерживаться морфия.
— У вас все будет в полном порядке, доктор Хилл. — Она изучила его ногу, изогнувшись, чтобы рассмотреть сдвоенные трубки, отводящие кровавую жидкость от раны в его колене. Затем повернулась к студентам: — Видите, сейчас из раны вытекает уже не так много, как прежде. — Снова обратилась к Тони: — Думаю, завтра можно убрать дренаж и снять шину, чтобы мы сумели представить себе, что вам понадобится в дальнейшем. Возможно, мы наложим гипс.