Это из письма Ворошилову. В остальных – почти такие же строки. Вроде бы ничего такого особенного. Обеспокоенная мать примерно такие письма и должна была писать. Но впечатление какой-то по-мещански трагической плаксивости. Нино Теймуразовне можно это простить. Женщина все-таки. Но есть еще штришок: «Если же партия ему (Серго. – Авт.) скажет, что его отец не заслуживает уважения молодого коммуниста, он как дисциплинированный член партии и притом совсем молодой, у которого жизнь целиком впереди, поймет и примирится».

Вы заметили, что мама Сирожи уже знает, что Сирожа по приказу партии отца уважать не будет? Кажется, родные Лаврентия Павловича подозревали, что глава семейства (хотя он и жил бобылем в своем особняке) вот-вот допрыгается, и заранее договорились, что «если партия прикажет…».

А теперь прочтите это: «Во время одной из получасовых прогулок в тюремном дворе вместо обычной охраны появился взвод автоматчиков. Солдаты схватили меня за руки, поставили к стенке, и командир зачитал текст, надо полагать, приговор. Я не помню его дословно, но содержание сводилось к следующему: преступника номер такой-то, который уводит следствие по ложному пути, расстрелять! Вдруг в тюремный двор кто-то вбегает, приказывает солдатам опустить оружие, а меня отвести назад в камеру…

Это сегодня я так кратко рассказываю, но тогда показалось, что минула вечность… Мне потом сообщили, что я крикнул солдатам: «Знайте, негодяи, что и вас расстреляют по одному, чтобы свидетелей не оставить!»

Однако самое отвратительное в этой истории было то, что все происходящее со мной видела из тюремной камеры моя мать. Ее подвели к решетке и предупредили: «Сейчас мы расстреляем вашего сына! Но его судьба в ваших руках. Вот документы, которые нужно подписать! Подпишете – и мы гарантируем ему жизнь!»

Мама ответила: «Расстреливайте нас вместе! Вы все равно не сдержите свое слово, а мы умрем порядочными людьми». Но, увидев меня под прицелом автоматчиков, упала в обморок. На второй день – а мне тогда не было и тридцати! – я увидел в отражении воды, что поседел.

Вот почему солдаты так странно смотрели на меня! Их изумило мое мгновенное преображение» (Берия С. Мой отец – Лаврентий Берия).

Вы думали, что заброска на Пенемюнде, к ракетам фон Брауна, через Иран – это самое героическое в биографии Сирожи? Нет, еще и расстрел был! Точно я не смог установить, сколько Серго с матерью в тюрьме во время следствия над старшим Берией сидели. Только уже в 1954 году Серго оказался в Свердловске. Там его устроили на работу по специальности и выделили трехкомнатную квартиру. Как бы репрессированному в 1954 году – трехкомнатную квартиру в крупном промышленном городе. Думаю, 90 % населения СССР даже не в 1954, а в 1991 году на таких условиях репрессирования стояли бы в добровольной очереди за репрессиями.

Потом и мать к сыну в Свердловск переехала. А жена осталась в Москве. Московскую квартиру никто не отобрал, дети ходили в московские школы, поэтому жена и не захотела переезжать в Свердловск. Дети элиты должны получать самое лучшее в мире образование в столичных школах, а не в каких-то свердловсках.