Из Одесского порта в театр.
У Райкина из одиннадцати человек нас было трое.
Я увёз всё это и всё это потратил на ребят, на себя, на великого шефа, на всю страну.
А привёз обратно только благодарность за то время, за молодость, за интерес к жизни, за всё то, что называлось Ордена Ленина Одесский морской торговый порт.
Я увёз и трачу.
Тишка-Тихон-Тишка
Огромный чёрный грязный одесский кот.
И Фелиция – москвичка с белым носиком, белыми лапками, чистенькое, ароматное создание.
Её берут в Одессу на лето.
Тихон – местный бабник.
Кот со стальными нервами.
Даже присутствие чужого рыжего кота Аркадия его не волнует.
Он влюблён в холодильник.
Он трётся возле него.
Он нежно мяучит:
– Давай заглянем… Мы не будем ничего оттуда брать. Мы просто откроем, заглянем и закроем. Я забыл, что там. Я, кажется, туда что-то положил вчера. Кажется, сосиску. Да. Точно. Вспомнил. Я положил сосиску. Такую розовую. Приятную. Да. Точно. Мы сейчас откроем. Глянем – есть ли она там, и тут же закроем. Мр-р-р… А-а-а… Ну кто здесь хозяйка? Наталья Валерьевна, на одну минутку… Кто там рычит? Фелиция? Не обращайте на неё внимания.
Фелиция с подоконника:
– Ну мразь! А вы ему верите. Он туда сосиску положил?! Эта жадина?! Ненавижу. Эти одесситы – такие лжецы, предатели, хитрюги… Вот мы, русские… То есть вот у нас в Москве… Ну конечно, холодно. Мы почти не выходим. И грязь, и снег. Не очистишься… Но мы все чистые. А этот – посмотрите на его зад… В паутине! И смотрите, что с ним творится!
Где он был всю ночь?! Шерсть скаталась, плешь между ногами. Представляете – протёр…
У нас с едой нет проблем. Потому что мы не жадные.
Вы посмотрите на него! Пш-ш-ш! Пошёл вон!
Отвратительный мужик! И запах от него…
Пш-ш-ш! Пошёл вон!
Я просила его кастрировать. Я в ногах валялась. Отрежьте ему. Я вот это его всё видеть не могу.
Выпустите меня! Я оттуда полюбуюсь на мучения этого лжеца.
Сосиску он положил!
Не давайте ему ничего. Я сама видела – он спит с собаками! Вот пусть и жрёт их кости!
Всё! Я пошла на концерт! Там чудный мюзикл «Кошки». Сейчас я мелодию оттуда вспомню – «мр-р-р… я-я… мр-р-р…» Из-за этого мерзавца только про солдат – «он солдат, мама, на границе…» Нет… М-р-р… Тьфу… Вы все мне неприятны. На концерт, на концерт…
Эрнесту Штейнбергу от Жванецкого
Одесса есть движимая и недвижимая.
Движимая – та, которую увозят в душе, покидая.
Она – память.
Она – музыка.
Она – воображение.
Эта Одесса струится из глаз.
Эта Одесса живёт в интонациях.
Это компания, что сплотилась в городе и распалась на выходе из него.
И море, и пляжи, и рассветы, и лебеди на чёрной морской воде.
И все, кто умер и кто жив, – вместе.
Эрнест! Твои руки, твоя душа – через твою музыку в каждом.
Ты в Одессе зимой.
Я там летом.
Мы или в разных странах, или в разное время года.
Есть страна, где одно время года.
Но нас там нет.
Мы с тобой, как все в Одессе, разговариваем руками.
Ты играешь, я пишу.
Семьдесят многовато, если говорить.
Но не страшно, если думать.
Думай о другом.
Это не трудно.
Его не много.
Постарайся, Эрнест Борисович.
Я всегда рядом.
Твой Жванецкий.
Наш юмор добывается из воздуха и уходит в воздух.