, что это их желудок и что если они хотят и дальше жить, им нужно начать снова трудиться. Но даже в учебниках по физиологии мы читаем о том, что мозг и нервная система «управляют» сердцем или пищеварительным трактом. В таком подходе проявляется наша склонность распространять поверхностные политические взгляды на науку. Создаётся впечатление, что сердце принадлежит мозгу в большей мере, чем мозг — сердцу или желудку. Однако правильнее будет сказать, что мозг «питается» с помощью желудка, а желудок «развил» себе надо ртом мозг для того, чтобы ему легче было добывать себе пищу.

Как только человек убеждается, что отдельные вещи существуют лишь в его воображении, для него становится очевидно, что несуществующие вещи не могут «совершать» действий. Трудность в том, что в большинстве языков действия (глаголы) должны соответствовать объектам (именам существительным). При этом люди забывают, что правила грамматики не обязательно должны соответствовать закономерностям или конфигурациям в природе. Непонимание того, что речь здесь идёт просто-напросто о грамматической условности, приводит также и к абсурдному вопросу о том, как дух управляет природой, а ум — телом. Пожалуй, лучше даже будет сказать, что это непонимание «со-путствует» этому вопросу. Если вдуматься, то как может существительное, не являющееся по определению действием, выполнять действие?

У учёных возникало бы меньше недоразумений, если бы они использовали для своих нужд язык, построенный по тем же принципам, что и язык американских индейцев нутка,[14] состоящий из одних лишь глаголов и наречий без существительных и прилагательных. Если мы можем говорить о постройке как о «строении», о крыше как о «покрытии», а о кресле как о «сидении», почему мы не можем представить себе человека как «человеченье», голову как «головление», а муравья как «муравьение»? На языке нутка церковь обозначается словами «строение религиозно», магазин — «строение торгово», а дом — «строение по-домашнему». Однако мы привыкли спрашивать: «Кто или что строенится? Кто человечится? Кто муравьится?» Хотя разве не очевидно, что когда мы говорим: «Сверкнула молния», «сверкание» представляет собой то же самое, что и «молния»? В этом случае достаточно было бы просто сказать: «Сверкнуло». Ведь всё, что представлено именами существительными, может быть рассмотрено как действие. В то же время английский язык переполнен такими привидениями, как слово «it» в предложении «It is raining» (букв. «дождит»), которые являются предполагаемыми причинами действий.

Когда мы говорим: «Человек бежит», объясняет ли это нам что-нибудь в действительности? Нет, не объясняет, потому что объяснением могло бы быть только описание поля или ситуации, к которой «человеченье со-путствует бежанию», и которая отличается, в частности, от ситуации в которой «человеченье со-путствует сидению». (Следует оговориться, что я не предлагаю повсеместно переходить к использованию этого примитивного и неуклюжего языка глаголов. Нам нужно изобрести нечто намного более изящное.) Кроме того, бежание — это не что-то, отличное от меня, а то, что