Отец с нами не жил, мы его потеряли. Ну нет, не поймите так, будто он умер… Он был в тюрьме. Я тогда еще не мог своим умом постичь, что значит тюрьма. Скорее инстинктивно чувствовал, что это должно быть очень и очень плохо и что, хоть никто мне этого не говорил, надо стыдиться, что моего отца арестовали. Первые дни после его ареста, хорошо помню, в обычное время я ожидал его возвращения домой и очень страдал, что он не приходил. Позднее привык к его отсутствию так же, как постепенно иссякли и слезы матери. Хлеба стало в доме заметно меньше, а горя больше. Нас, детей, в семье было четверо, значит, вместе с матерью нас было пять ртов. От хорошей трехкомнатной квартиры мы не отказались, удерживали ее из последних сил… для отца, которого, таясь друг от друга, непрестанно ждали…

— А вы не знаете, за что сидел ваш старик?

— Знаю! — кивнул я. — Соседи сказали. И то, что я узнал, пугало меня и в то же время интриговало… «Измена!» — многозначительно сообщил мне один сосед. Напрасно я ломал себе голову над тем, что это значит. «Шпионаж!» — объяснил мне другой сосед. Это было понятнее. В те годы даже у нас было достаточно бульварной литературы, и я начал поглощать одну за другой пошлые — благо стоившие гроши — книжонки. Это меня больше интересовало, чем учебники. К школьным заданиям я относился спустя рукава — в моей памяти и так легко и быстро все застревало.

Мистер Раттер и мистер Робинсон кивнули, и я запнулся: мне показалось, что они собираются о

чем-то спросить меня. Но они молчали, и я продолжал:

— Уроков я почти никогда не делал, все запоминал в классе. Кроме того, я всегда спешил. Потому что у меня для всех моих дел было наполовину меньше времени, чем у моих однокашников, а мне хотелось все успеть, не отставать от них…

— А что же вам мешало?

— Я же говорил, мы остались без кормильца. Пять ртов, и, заметьте, в семье я был не самый младший. Но и я должен был помогать, чтобы хоть немного облегчить долю матери. На счастье, один наш знакомый помог мне устроиться в спортивный клуб связистов расставлять кегли на кегельбане. Эта работа была нетрудная и не надоедала мне. Наоборот, она даже была для меня развлечением. Тот, кто выигрывал, не скупился и на нас, мальчишек, так как в своей победе усматривал и частицу нашего участия. В этой игре выигрыш зависит от целого ряда мелких обстоятельств. Как стоит шар? Не запылен ли или, не дай боже, не засыпан ли песком кегельбан? Правильно ли расставлены кегли? Я очень скоро усвоил, что и эта весьма увлекательная и интересная игра требует напряженной борьбы и точного расчета… Но это занятие не было моим единственным источником заработка: ежедневно на рассвете я разносил заказчикам молоко…

Во взглядах своих покровителей я прочел, что они жалеют меня за мою участь и в то же время как бы негодуют на ту школу жизни, куда так рано записала меня судьба… Я потянулся за стаканом стоявшего передо мной виски, в то же время соображая, что бы такое им рассказать, чтобы еще больше заинтересовать их своей персоной. Но тут мистер Раттер спросил: