Он расстегнул застежку и протянул Винни часы фирмы «Булова» с золотым растягивающимся браслетом.
– Он сказал мне, чтобы я считал это подарком по поводу окончания колледжа. За возможность получить образование я заплатил всего лишь двадцать долларов процентов, а этот сукин сын еще вдобавок подарил мне часы за восемьдесят. Там на крышке выгравировано: С наилучшими пожеланиями от Дона и Рэя, прачечная «Блу Риббон». А Дон тогда уже год как лежал в могиле.
– В 1963 году Рэй поставил меня на твое нынешнее место. Я присматривал за химчисткой, вел переговоры с новыми клиентами и следил за автоматическими линиями, только в те времена их было не одиннадцать, а всего лишь пять. На этой работе я оставался до 1967 года, а потом Рэй назначил меня сюда. Потом, четыре года спустя, ему пришлось продать свое дело. Ты знаешь об этом, как эти гнусные ублюдки выжали из него все соки.
Это превратило его в старика. Так что теперь мы являемся частью корпорации, у которой еще пара дюжин таких филиалов, исправно пекущих горячие пирожки – закусочные, поле для гольфа, три универсальных магазина, торгующих по сниженным ценам, бензозаправочные станции и прочее дерьмо. А Стив Орднер – что-то вроде почетного надсмотрщика над всем этим, и не более того. Где-то в Чикаго или Гэри заседает совет директоров, который тратит на «Блу Риббон» не более пятнадцати минут в неделю. Они срали на то, как функционирует прачечная. Они ни хрена об этом не знают. Единственное, что они знают, – это как читать финансовый отчет главного бухгалтера. А бухгалтер и говорит им: слушайте, они строят новый участок 784-й автострады в западной части города, и «Блу Риббон» стоит как раз на пути, вместе с половиной жилых кварталов. А директора спрашивают: вот как, неужели, и сколько же они заплатят нам в счет компенсации за нашу собственность? Вот, собственно говоря, и все. Господи, да если бы Дон и Рэй Таркингтоны были бы живы, они бы затаскали по судам этих дешевых пердунов из дорожного департамента и вывалили бы им на голову столько судебных постановлений, что они не выбрались бы из-под них и до двухтысячного года. Уж они бы сумели постоять за себя с хорошей крепкой палкой в руках. Может быть, они и были парой алчных патерналистических ублюдков, Винни, но у них было чувство места. О таком не узнаешь по финансовому отчету. Да если бы они были живы и кто-нибудь сказал бы им, что управление дорожного строительства собирается похоронить прачечную под восемью слоями дорожного покрытия, раздался бы такой рев, что у самой ратуши было бы слышно.
– Но они мертвы, – сказал Винни.
– Да, они мертвы, это уж точно. – Он внезапно почувствовал, что ум его расплылся и расстроился, как гитара в руках у непрофессионала. Что-то важное, что он собирался сказать Винни, потонуло в хаосе личных воспоминаний. Ты только взгляни на него, Фредди, он понять не может, о чем это я толкую. Никак не может разобраться, что к чему. – Слава Богу, что они избавлены от этого зрелища.
Винни ничего не сказал.
Усилием воли он попытался сосредоточиться. – Видишь ли, Винни, я вот что пытаюсь тебе сказать. В этом деле замешаны две группы людей. Такие как мы и такие как они. Мы – люди из прачечной. И это наше дело. Они – бухгалтеры и директора, которых интересуют издержки и себестоимость. И это их дело. Они сверху присылают нам всякие распоряжения, и мы должны их выполнять. Выполнять – да, но не более того. Ты меня понимаешь?