Только золотой мираж по-прежнему продолжал дразнить воображение, вселял надежду, что где-то в мире еще существуют неоткрытые золотоносные страны: в Африке - Офир, в Южной Америке - Эльдорадо, в Юго-Восточной Азии-Золотые острова. И не успели отбушевать страсти, пробужденные золотым песком Калифорнии и слитками Австралии, как на смену одной "эпидемии" вспыхнули новые. Пылкие головы говорили о золотых россыпях, открытых в Трансваале, с горящими глазами произносили магическое слово "Кимберли" - название южноафриканского поселка, где были найдены алмазы; алчные аппетиты возбуждала весть о том, что в Ратнапуру - далеком цейлонском селении обнаружено месторождение невиданных по красоте самоцветов. Но тем не менее все яснее становилось, что ни золото Африки, ни драгоценные камни Азии никакого отношения не имели к сказкам о чудесах страны Офир, к несметным богатствам Эльдорадо. Как куски шагреневой кожи, одно за другим исчезали на карте мира белые пятна, а с ними и надежды на то, что в конце концов удастся обнаружить эти легендарные страны.
Соблазн дать волю воображению при виде карты нарисованного им острова испытал и Стивенсон. При взгляде на его очертания, напоминавшие по контурам вставшего на дыбы дракона, ему показалось, будто в зарослях придуманного им леса ожили герои его будущей книги. У них были загорелые лица, их вооружение сверкало на солнце, они появлялись внезапно, сражались и искали сокровища на нескольких квадратных дюймах плотной бумаги. Не успел он опомниться, признавался писатель, как перед ним очутился чистый лист и он составил перечень глав. Таким образом, карта породила фабулу будущего повествования, оно уходит в нее корнями и выросло на ее почве.
Итак, карта придуманного Острова сокровищ побудила взяться за перо, породила минуты счастливого наития, когда слова сами собой идут на ум и складываются в предложения. Впрочем, поначалу Стивенсон и не помышлял о создании книги, "сериал", в данном случае преимущественно литературный, который засел в голове и как бы непроизвольно, в переосмысленном виде выплеснулся на бумагу.
А между тем оказалось, что, сам того не желая, писатель создавал свою книгу под влиянием предшественников. По этому поводу написано немало исследований. Не удовлетворившись его собственным признанием, литературоведы пытались уточнить, что и у кого из своих собратьев заимствовал Стивенсон, куда тянутся следы от его "острова" и под чьим влиянием в романе возникла эта пестрая толпа удивительно своеобразных и ярких персонажей.
Впрочем, для начала уточним, в чем же "признался" сам автор? Нисколько не скрывая, Стивенсон засвидетельствовал, что на него оказали влияние три писателя: Даниель Дефо, Эдгар По и Вашингтон Ирвинг. Не таясь, он открыто заявил, что попугай перелетел в его роман со страниц "Робинзона Крузо", а скелет-"указатель", несомненно, заимствован из рассказа Эдгара По "Золотой жук". Но все это мелочи, ничтожные пустяки, мало беспокоившие писателя. В самом деле, никому не позволено присваивать себе исключительное право на скелеты или объявлять себя единовластным хозяином всех говорящих птиц. К тому же "краденое яблочко всегда слаще", шутил в связи с этим Стивенсон.