Я выхожу из машины. Стало прохладнее, хотя лето по идее должно радовать зноем и теплыми вечерами.

Передергиваю плечами, стараясь не думать о том, что джип никуда не отъезжает, и бегу к входу. Тяжелая деревянная дверь поддается не сразу; приходится сделать глубокий вдох, велеть себе успокоиться и приложить силу. Со второй попытки все получается.

Мне везет: в коридоре четыре человека из персонала. Подхожу быстрым шагом к регистратуре, на всякий случай уточняю, здесь ли еще Алена Грот. Потому что со слов Ляли я не все поняла, да и нормально услышать ее не получилось.

Мне всё подтверждают, и я едва ли не взлетаю на третий этаж. Вижу вдалеке худенькую сгорбленную фигурку. Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться так, что едва не выпрыгивает из горла. Что с ней? Как она?

Потом мозг включается и начинает усиленно работать. Раз в коридоре, а не в палате, значит, не все так плохо.

Мои шаги кажутся жутко громкими и гулкими. Или это продолжает так биться сердце, что я больше ничего не слышу?

Стараюсь не думать о взмокших ладонях, о резко потяжелевшей сумке, в которой толком ничего нет, о тонкой девчушке, которая сидит на лавке и смотрит под ноги.

– Алена, – выдыхаю я, садясь рядом с сестрой и сгребая ее в охапку.

От нее пахнет шампунем «Манго и йогурт» и каким-то лекарством. Светлые волосы щекочут, лезут в лицо, но мне все равно. Только сейчас я могу успокоиться, убедившись, что сестра цела и невредима. Можно прикоснуться к ней и больше никогда не выпустить.

– Со мной все хорошо, – выдыхает она. И пусть интонация достаточно бодрая, но голос невероятно тихий. – Подумаешь, потеряла сознание, ничего особенного.

– Вы ее слушайте больше, – звучит рядом голос Ляли, и я поднимаю голову.

Подруга Алены красится в пепельный цвет и носит две косички. Порой они свободно спускаются ей на спину, порой закручены в смешные загогулинки и закреплены невидимками, придавая девчонке сходство с каким-то зверьком.

У Ляли невероятно бледная кожа и огромные голубые глаза настолько светлого оттенка, что иногда радужки почти сливаются с белком. Низкий лоб, изящный нос, пухлые губы. Короткие светлые ресницы. На самом деле Ляля – натуральная блондинка, но почему-то не переносит родной цвет волос, постоянно экспериментирует. Она вечно таскает джинсы или комбинезоны, терпеть не может платья, а каблуки считает адским изобретением.

Лялю не назовешь красавицей, но от девчонки всегда исходит волна такой уверенности и обаяния, что у окружающих не остается шансов.

К тому же она практичнее Аленки. Поэтому я никогда не волновалась за сестру, если та куда-то пошла с Лялей.

– Слушаю, – говорю сухими губами. – Рассказывай ты.

– Ой, ну все, – фыркает сестра и закатывает глаза, высвобождаясь из моих объятий. – Давайте еще порыдайте тут в два ручья. Со мной все в порядке.

– Она… – начинает Ляля.

В эту минуту открывается дверь палаты, возле которой мы сидим, и появляется молодой врач.

– Вы Грот? – спрашивает он и смотрит на меня. – Ваша сестра сейчас в порядке, но нам нужно поговорить.

Я смотрю на обеих девочек, киваю врачу, поднимаюсь и следую за ним.