– То есть как бы отделиться от всего мегаполиса? – удивился ассистент.
– А мы и так уже от него отделились. Точней – он от нас, – напомнил Александр Иванович очевидное. – Никто из-за реки сюда не сунется, за это я спокоен. Они там сидят и ждут, пока в блокированном районе не останется ни единого живого человека. А когда, по их расчетам, передохнут и крысы, потому что есть будет некого, тогда, может, и решат вновь заселить это проклятое место. Так вот: они будут и дальше снабжать весь Южный округ продуктами, медикаментами и вообще всем необходимым. А мы, в свою очередь, сумеем построить тут такое общество, которое нас устроит. Вам же, друзья, отводится в этом деле эдакая роль «ордена Меченосцев». Вы становитесь небожителями и ангелами, над которыми ни земные, ни небесные законы больше не властны…
Молодые люди смотрели на прозектора пристально, словно бы позабыв о присутствии друг друга. Голос Александра Ивановича звучал ровно и бесстрастно. Глаза почти не мигали, внимательно осматривая собеседников. Слова манили, завораживали, заполняя все чувства.
– Афганская крыса теперь не зло, – втолковывал патологоанатом почти ласково. – Это знак судьбы, знак могущества и неограниченной власти. И власть эта будет безграничной… Нам не придется страшиться будущего, потому что это будущее мы сами и будем создавать. Мы будем иметь все, что пожелаем. А в далекой перспективе нам будут поклоняться тысячи, десятки тысяч и даже миллионы людей. Мне нужно лишь ваше согласие. Или предложить это кому-нибудь другому?
Глава 33
Осень, как это часто случается, наступила неожиданно. Просто однажды утром Мефодий Николаевич взглянул в окно и заметил, что деревья полностью облетели за ночь и солнечные лучи просвечивают голые кроны насквозь. Блестящая летучая паутинка пунктиром расчеркивала желто-бурый пейзаж. Аллейки вдоль вольеров застилала шуршащая листва цвета мирового пожара.
Суровцев с треском открыл окно, подставляя лицо октябрьскому холодку. Небольшой черный паучок, воздушный путешественник на прозрачной нити, опустился на его рукав. Ученому почему-то подумалось, что даже пауки теперь вольны в своих передвижениях, а он – нет.
Вот уже целых две недели биолог почти не выходил из своего кабинета. Опыты на афганских крысах ставились со всеми возможными предосторожностями – и не только из-за смертельной опасности Rattus Pushtunus. Препарируемых крыс, по понятным причинам, нельзя было оживить, а заниматься отловом новых особей у Мефодия Николаевича не было ни желания, ни возможностей.
Опыты дали немало. Суровцев окончательно убедился, что при температуре минус пять омерзительные грызуны почти мгновенно гибнут. Холод необратимо деформировал кровеносную систему крыс: даже помещенная в тепло после холодильника, такая особь погибала менее чем через четверть часа. А главное, становилась какой-то вялой и апатичной, не проявляя никаких поползновений напасть на человека. К ужасу Лиды, ученый даже брал таких примороженных крыс за хвост, удерживая на весу, подобно безобидным лабораторным мышам; Rattus Pushtunus бессмысленно пялились на него своими огромными, почти человеческими голубыми глазами, чуть слышно попискивали, но при этом даже не дергались.