— А мне нравится твое имя. Я хочу произносить его вслух. Максим, — сжал горло крепче и ее глаза распахнулись шире. Испугалась, маленькая? Мне самому страшно, веришь? Я боюсь себя намного больше, чем ты, а ты злишь, намеренно или случайно, но злишь. Не мешай кирпичи складывать, не мешааай, маленькая, они обвалятся, и обоих, нахрен, задавит. Подалась вперед, но я удержал на месте.

— Что еще нравится? — голос как чужой, вниз по ее шее, к груди, и судорожно сглотнуть, увидев, как соски натянули материю топа.

— Все. В тебе все нравится, — задыхается и тоже на мои губы смотрит.

— Ты меня не знаешь, — а ладонь уже сжала ее затылок, удерживая, чтоб в глаза смотрела, а другой рукой, костяшками пальцев, по скуле, вниз, к груди, каждым цепляя сосок. Инстинктивно… потому что уже соблазнила. Потому что хочу трогать.

— Это ты себя… — выдохнула от ласки, слегка прогибаясь в спине, а меня током прострелило, — не знаешь.

Усмехнулся почти зло и склонился к ее губам:

— И какой я?

Дарина вдруг резко обхватила меня за шею и прильнула всем телом, жадно губами к моим губам. Сам не понял, как набросился на ее рот, в каком-то безумии врываясь в него языком, сплетая с ее, глубоко, быстро, грубо. Отвечает, сбивается, но отвечает голодом, ударяясь зубами до крови. Ее пальцы в моих волосах, они судорожно сжимаются, и она тянет к себе, как будто боится, что оторвусь, и я понимаю, что сам впился в ее затылок мертвой хваткой и пожираю ее на вкус, на ощупь. Член разрывает от сумасшедшей эрекции. Всего лишь от поцелуя, мать вашу. Оторвал от себя за волосы, а сам на рот ее смотрю и мысленно уже взял его и языком, и пальцами, и членом. Пошло, но так сладко… потому что вкус ее поцелуя именно сладкий.

— Какой? — хрипло, глядя в полупьяные глаза с моим отражением.

— Целуй меня, пожалуйста, не останавливайся, целуй меня, — так естественно, что крышу снесло снова, к ее рту, а ладони уже накрыли грудь, натирая твердые соски через материю топа большими пальцами. Такие тугие и чувствительные, каждое касание с ее всхлипом. Стонет мне в рот, а я понимаю, что еще один стон, и я сам кончу в штаны, представляя, как бы она стонала, когда брал бы ее. Невинная. Охренеть. У меня были девственницы. Но не такие, как она… я смутно их помнил. Сжатость, скромность, стеснение. Скучно. А она, как огонь, да я ее голод кожей чувствую, и от этого трясти начинает. Дикое возбуждение на грани фола, когда до точки невозврата полвздоха, а до полного срыва — пару прикосновений, и зверь начнет рвать цепи к такой-то матери.

Девственница. Бл***, Зверь, тормози. Мне ее в машине на обочине трахать? Она достойна лучшего. Даже ее клоун лучше меня. Да кто угодно лучше в сотни раз. Куда я тяну ее? В болото к себе, вот куда. В грязи моей искупаться. А потом? Когда мне надоест? Что будет, нахрен, потом?

Оторвался от ее рта и отстранил рывком от себя, вышел из тачки. Это полный раздрай, меня лихорадит, как после передоза кокаином. Достал сигарету, а зажигалка в руках ходуном ходит. Я мог бы ее там… так хотел, что, пожалуй, сейчас был способен кого-то убить. Но это же не какая-то очередная бл**ь. Это моя мелкая. Моя Птичка. Какая моя? Кто сказал? С каких пор вдруг моя? Это та маленькая девочка, которая спала ночами под кроватью, потому что какие-то ублюдки-извращенцы, вроде меня, трахали ее одноклассниц у нее на глазах, и она боялась стать следующей.