— Ну, ничего, — утешила Катрин. — Держись, чуть-чуть осталось. Мышка завтра домой отправится. Ты еще дней пять в одиночестве помучайся. Результат должен быть. Мышь, пойдем, пройдемся, пусть супруги в семейном кругу сок попьют.

По обеим сторонам шоссе мелькали сосны и клены. В радиоприемнике саксофон ныл-выводил блюз. Теа, расслабленно прикрыв глаза, откинулась на заднем сиденье. Вроде бы неплохо себя чувствует. Катрин посмотрела на пустынную дорогу и разозлилась. Сколько можно быть вежливой?

— Эй, лиса, не спишь?

— Нет, леди.

— Мы говорили: когда никого нет — просто Катрин. Хватит скромно-вежливых телок изображать. Мы обе не такие. "Лиса" — это для тебя оскорбительно?

— Нет. Кицунэ — оскорбительно. Нас так враги называли, — Теа говорила, не открывая глаз.

— Понятно. Не знала. Если оговорюсь, — извини. Блюз нравится?

— Это блюз? Очень... уводит далеко.

Катрин молчала, вела машину, поглядывая на неподвижную Теа. Как чутко, однако, девчонка внимает сложной полиритмии.

Блюз умер, началась скороговорка рекламы. Теа заговорила сама:

— Катрин, вы правильная леди. Так говорит Ква, в этом убеждена Блоод, — значит, так и есть. Если будет нужно, я буду воевать на вашей стороне. Не сомневайтесь. Я благодарна за то, что вы делаете для мужа. Благодарна за то, что вы нас приняли как старых знакомых. Но мягкой и подобострастной я быть не умею. И не научусь.

— На кой черт мне твое подобострастие? Кажется, мы это уже обсудили. Единственное, что мне нужно — это уверенность что я могу не беспокоиться за своих детей, если вы с Ква рядом с ними.

Теа выпрямилась и с явной обидой сказала:

— Я думала, здесь нечего обсуждать. Мы с мужем — воины "Двух лап". Разве нужно еще что-то говорить?

— Может, и не нужно, — проворчала Катрин. — Только откуда это напряжение? Что мы еще не договорили? Ты нормальная девушка. Драться умеешь, сердечная подруга моего старого товарища. То, что ты оборотень, для меня особого значения не имеет. Ты это наверняка чувствуешь, да и Блоод об этом говорила. И все равно, ты всё ожидаешь, что я тебя пну или, уж прости за прямоту, на хвост наступлю. Какого хрена? В чем сложность?

— В вас, Катрин, — неуверенно сказала Теа. — В вас и в Флоранс. Вы обе очень красивые. Я не верила, когда Ква рассказывал. Он, конечно, только про вас одну говорил. Но ваша Флоранс тоже очень красива. Я ничего не боюсь, кроме красивых женщин. Не из ревности боюсь. Ква мой муж навсегда, а других самцов мне не нужно. Но когда-то мне и ему повстречалась очень красивая женщина. Просто божественно красивая — как сказка. И гнилая, как разложившийся труп. Но она пахла, как тысяча роз. Я сломалась. Я перестала быть леди с Холмов, забыла, что должна ее убить. Стала хуже дрессированной собачки. Цирк называется в теле-визоре, да? Я была еще хуже. Как шлюха, искренняя шлюха. Пусть и всего одну ночь, но это был мой позор. А вот Ква удержался. Совокуплялся с ней как ошалевший кобель, но помнил себя. Он крепкий, мой Полумордый. И он тогда вытащил нас. Мы захватили синеглазую суку-искусительницу. Она скулила и тащила на горбу наши вещи. Как драный осел под палкой.