— Пожалуйста. — Он слегка прикрыл глаза и всем своим видом показал, что готов отвечать на самые дурацкие вопросы, которые я пожелаю ему задать.

— Я хотел бы знать, кто вы… какое отношение ты имеешь к моей семье?

— К семье?! — Он как будто даже удивился. — К семье никакого, можешь не волноваться, если ты об этом. Твоей матери я преподавал историю в университете, а твой отец был моим другом. Затем твой отец женился на твоей матери, и они зажили отдельной от меня жизнью. С тех пор мы не общались. Так что к твоей семье я не имею никакого отношения.

— Понятно… — несколько растерянно пробормотал я, хотя на самом деле ничего понятно не было. Я до сих пор даже и не знал обо всем этом. — И потому… ты решил помочь мне?! Из чувства уважения к моим родителям?

— Считай, что так, — как-то лениво ответил Дон, и я понял, что он не желает продолжать разговор на эту тему.

— Ну хорошо… А какую работу ты мне хочешь предложить?

Дон хмыкнул. У него это вышло так, будто он отдельно произнес «х» и «м», абсолютно без эмоций.

— А тебе не все равно? Насколько я знаю, после того, как ты распрощался с армией, тебе не пришлось особо привередничать в плане добычи средств к существованию. Инкассатором работал, неделю мешки разгружал, а на последнем этапе кризиса бутылки собирал возле кафетерия…

Дон умолк, насмешливо разглядывая меня в упор. Как владелец богатого амбара со жратвой, в котором вдруг завелись мыши. И вот он, этот владелец, поймал на улице облезлую приблудную кошку и притащил ее в свой амбар — довольно комфортабельный по сравнению с сырой и холодной улицей. Единственная цель — чтобы кошара отловила и сожрала мышек, которые грызут его мешки с крупой. А тут вдруг кошка, вопросительно глядя на толстую рожу хозяина, начала мяукать: дескать, чего это ты меня сюда притащил? Что я должна делать?

Мне стало обидно. Потому что сейчас я был сыт, чист, хорошо одет и чувствовал себя человеком, который чего-то стоит в этом мире. Наверное, если бы Дон сказал это немного раньше, до того, как меня привели в чувство, я безропотно бы все стерпел и согласился на любое предложение — даже такое… ну, предположим, укокошить кого-нибудь…

— Да, все понятно. Спасибо за гостеприимство. Мне пора.

Я встал из кресла и с достоинством, как мне показалось, направился к выходу, стараясь держать голову ровно и гордо смотреть прямо перед собой. Возле двери я задержался на секунду и, медленно обернувшись, изрек:

— Кстати, уважаемый Дон, я не объел вас случайно? Если вы так считаете, можете составить счет. Я оплачу, когда заработаю…

Как ни странно, этот проклятый грузин разулыбался — хорошей такой улыбкой, обаятельной и обезоруживающей. Улыбка преобразила его, и это было удивительно: насколько простейшее проявление эмоций может изменить лицо человека, раскрыть его внутренний мир.

— Гордость — это хорошо. Это значит, что ты не будешь пресмыкаться перед сильными и не продашься тому, кто больше заплатит. — Дон как будто мыслил вслух, не обращаясь ко мне. — Очень хорошо. Даже в такой безвыходной ситуации ты не стал терпеть обиду и решил уйти, а не сыграл. Я в этом разбираюсь… Да.